температура воздуха тут под двести градусов.

Заготовка, как оказалось, не остынет, пока мы не проведём ритуал охлаждения, её даже можно оставить тут хоть на несколько недель и она всё равно останется в той же кондиции. Можно, но нахрена?

— Анатолий — сигарету, — распорядился я.

Роборука ловко поджигает сигарету и быстро вставляет её мне в рот. При такой температуре сигарета прогорает очень быстро, поэтому я стремительно скуриваю её в три затяга, после чего выплёвываю фильтр.

— Нуждаюсь в срочной замене манипулятора, — сообщил Анатолий.

— А ты думал? — усмехнулся я. — Это тебе не Винтику и Шпунтику водку наливать! Иди, меняй.

Берусь за изрядно истрёпанный хай-тек молот и продолжаю колотить заготовку.

— Ох, м-м-мать… — сложился я пополам.

Опять искра перебила позвоночник. Берусь за специальный поручень и выпрямляюсь. Регенерация быстро поправляет положение вещей, и я вновь продолжаю дубасить по заготовке.

Знал бы, что будет так хлопотно, хрен бы подписался. Сказал бы Смерти что-то вроде: «Слышь, Антоха, ищи себе другого лоха!» Ну, не прямо так, конечно, но примерно в этом духе.

Потому что ёбля у меня началась ещё на этапе рубедо, а теперь, как оказалось, даже подробно описанные техпроцессы создают кратно больше ёбли на каждом этапе.

А если бы не было меня⁈

Кто ещё смог бы художественно пиздить по заготовке молотом? Анатолий, несмотря на то, что просто присутствует и иногда переворачивает заготовку, уже сменил дохера манипуляторов, а я держусь только за счёт регенерации — да нам молоко выдавать должны, за вредность!

— Я вернулся, — сообщил Анатолий, ставший уже чем-то большим, чем просто роборука.

У технологии изготовления сердца изначально стоит высокий порог вхождения, который ограждает Великое Делание от всяких проходимцев и дилетантов, не вышедших рожей.

Главное — когда закончим сердце, дальше пойдёт легче. Сердце — это ключ к Великому Деланию.

Захар наблюдал за происходящим из тысяч камер, установленных по всей кузне. От комментариев он воздерживался, потому что мне нельзя ошибаться. Один неверный удар — всё, пиздец.

Нет, у нас уже изготовлено сорок пять килограмм рубедо-металла, чисто на всякий случай, но не хотелось бы переживать всё это снова.

Когда у меня всё получится, а у меня всё получится, попробую выковать из оставшегося металла индивидуальную броню.

Мы почти ничего не знаем о свойствах этого металла, но что-то мне подсказывает, что это будет не ебучий пластилин3. Скорее всего, свойства его будут поражать воображение, а также не оставлять равнодушным даже самых искушённых металлургов. Гарантий этому нет, но я надеюсь, что рубедо-металл можно будет использовать для чего-то ещё.

Плоть для совершенного существа, кстати, мы будем делать из особой смеси первоосновных жидкостей, с применением витамантии — потребуется особое помещение, наполненное некроэнергией, в котором мы будем обрабатывать каждую жидкость по отдельности, после чего смешивать под влиянием витаэнергии. Предприятие обещает мне лютый пиздец, но он точно будет не таким неадекватным, как моя нынешняя деятельность…

Вдыхаю воздух полной грудью и продолжаю дубасить заготовку.

На семьдесят девятом ударе боёк молота раскалывается и отлетает в бетонную стену, от которой рикошетит прямо в наковальню, которая от этого трескается.

— Блядский стыд! — выкрикиваю я. — Анатолий, давай новую наковальню! Поднимаю!

Берусь за заготовку нанокристаллическими щипцами и поднимаю её.

Роборука быстро вынимает наковальню из крепления, после чего помещает в паз новую. Благо, это не десятитонные хреновины — у нас тут, можно сказать, ювелирная работа…

Опускаю заготовку, беру новый молот со стойки и продолжаю работу.

— Тебе входящий вызов, босс, — сообщает мне Анатолий.

— Принимай, — приказываю я. — Слушаю тебя, Леви!

— Повелитель, приветствую тебя, — заговорил Леви. — У нас намечено мероприятие в честь дня Праведной Армии.

Указ о формировании вооружённых сил я подписал 7 августа 2028 года — эх, как недавно это было…

Сейчас это государственный праздник, нерабочий день, который отмечают на городских и сельских площадях, где, за счёт Праведной Армии, организуют народные гуляния, а также дома, в кругу семьи.

Ну и генштаб собирается где-нибудь, чтобы выпить, закусить, поговорить. Тоже же разумные, пусть и немёртвые.

— Я знаю, — ответил я. — К сожалению, не могу присутствовать — выполняю ответственную работу по укреплению обороноспособности Праведной Республики!

— Понял тебя, повелитель, — произнёс генерал-полковник. — Отправим вам торт и шампанское.

— Вот это дельно, ха-ха! — усмехнулся я. — Всё, конец связи.

Продолжаем. Праздники сейчас непозволительная роскошь…

Но я, честно говоря, слегка удивлён тем, как ловко мои ребята справляются с нашей, продолжающей неуклонно расти, армией.

Живая ауксилия насчитывает сейчас два миллиона солдат, не считая обслуживающего персонала, который насчитывает ещё восемьсот пятьдесят тысяч человек.

Если бы не Захар и его мощности, наша экономика бы надорвалась и окончательно порвалась, попробуй мы содержать на её горбу такую прорву солдат…

Праведная Армия же имеет постоянный состав из двухсот пятидесяти тысяч солдат, поднятых лично мною. Надо наращивать численность до миллиона, а лучше до двух, но где бы взять столько времени?

У меня и так есть целая фабрика по созданию немёртвых: специальное хранилище в автоматическом режиме каталогизирует трупы, передаёт их в блок автодоков, которые приводят их в готовое к употреблению состояние. Потом настаёт час, когда у меня появляется время, и начинается процесс поднятия — по специальным рельсам из хранилища прибывают готовые к поднятию трупы, и я их поднимаю.

Общее время, расходуемое на один труп — семь с половиной секунд. Итого — четыреста восемьдесят трупов в час, плюс-минус два-три.

В идеале, если полностью посвятить себя поднятию, я могу поднять одиннадцать тысяч пятьсот двадцать трупов в сутки, но где бы взять столько времени?

С трупами проблема уже, считай, решена — подсобил Захар.

Под Душанбе стоит концерн по производству клонов, доведённых до ума и признанных оптимальными для решения задач на Земле.

Оказалось, что путь вживления навыков отдельно —