С лёгкой полуулыбкой Гарри подумал, что его фамильяры хорошо подходят опекуну и Люпину. Они, как и оба профессора, кажется, ладили только ради Гарри. Каждый фамильяр даже выбрал себе любимого профессора.

Хедвиг, похоже, нравился Снейп. По крайней мере, она ни разу не оцарапала его, с достойным видом принимая от него угощения. Люпин, казалось, пугал её. Это случилось сегодня вечером, когда профессор пришёл проведать Гарри. Сова сидела на спинке кровати и лениво прихорашивалась. Когда Люпин вошёл в открытую дверь, она распушилась и вместо обычного уханья издала встревоженное «крэк, крэк, крэк». Люпин старался держаться от неё на приличном расстоянии.

С другой стороны, Сопелка, похоже, думал, что ему придётся защищать Гарри от Снейпа, и очень внимательно следил за ним, никогда не проявляя агрессии, но настораживаясь. Профессор знал об этом и был осторожен с Сопелкой, всегда стараясь не смотреть собаке в глаза, не повышать голос и не слишком быстро двигать рукой рядом с Гарри или животным. Гарри слышал, как тётя Мардж говорила Дадли, что именно таких вещей следует избегать в присутствии недружелюбных собак. Сопелка предпочитал Люпина, но это, вероятно, потому, что тот любил угощать пса.

Теперь Гарри подумал, что, возможно, Снейп просто был осторожен с мальчиком. На самом деле оба мужчины обращались с Гарри, как с хрустальной вазой.

Как бы Гарри ни не хотелось это признавать, он чувствовал себя уязвимым. Если хоть у кого-то из преподавателей голос становился чуть более строгим, у Гарри вставал комок в горле и в груди нарастала паника.

Гарри перевернулся на другой бок, не в силах устроиться поудобнее. Сопелка тихонько заскулил и положил свою тяжёлую голову на бедро мальчика. Вес собаки успокаивал, помогал чувствовать себя более сосредоточенным, меньше склонным потерять душевное равновесие.

Дверь в соседнюю спальню открылась и закрылась. Гарри услышал в коридоре медленные шаги Снейпа. Мальчику не разрешали закрываться с тех пор, как он пытался повеситься, так что теперь ему был слышен каждый звук в доме.

Дверь ванной открылась и закрылась. В туалете спустили воду, и дверь снова открылась.

Вместо того, чтобы вернуться в свою спальню, Снейп вошёл в комнату Гарри. Мальчик решил, что не станет рисковать и снова заводить разговор с этим человеком, поэтому просто закрыл глаза и притворился спящим.

Снейп придвинул кресло, сел и долгое время просто сидел молча. Было немного жутковато, когда на Гарри так смотрели, похоже, это вошло у профессора в привычку. Он просто не мог перестать разглядывать мальчика, как какую-то букашку.

Снейп вздохнул. Гарри чуть не подпрыгнул от этого звука, настолько громким он показался в тишине комнаты.

— Гарри, мне так жаль, — прошептал Снейп так тихо, что Гарри был почти уверен, что ему это показалось. — Я клянусь… — он умолк и снова вздохнул.

Сопелка беспокойно заёрзал, поднимая голову.

— Да, конечно, — проворчал Снейп, — я не стану будить твоего хозяина, глупая собака, — последнее было сказано без всякой злобы, спокойно и мягко. Почти ласково. — Чёртова псина. Если бы ты не был так добр к ребёнку, я бы не пустил тебя в дом.

Гарри услышал, как опекун встал. Голова Сопелки снова опустилась на бедро мальчика. Затем Снейп сделал нечто странное — осторожно подтянул одеяло и накрыл плечи Гарри. Сопелка снова поднял голову. Гарри почувствовал, как пёс напрягся, но, по крайней мере, не зарычал.

Ребёнок с трудом лежал неподвижно, с некоторым удивлением осознавая, что зельевар укрывает его. Подоткнув одеяло, Снейп убрал волосы с глаз Гарри, напомнив мальчику о том, как в ту ночь профессор рассказывал ему сказки…

Не говоря больше ни слова, Мастер зелий медленно направился в свою комнату. Дверь спальни открылась и закрылась.

Гарри не знал, что и думать. Что-то в этом жесте заставило мальчика почувствовать… он не был уверен, что именно. Это было так странно ласково. Всё остальное, что Снейп делал для Гарри, было сделано из чувства долга, чтобы помочь ему успокоиться или потому, что он был болен. Всё это имело смысл.

Но на этот раз… на этот раз Снейп укрывал Гарри одеялом точно так же, как миссис Уизли укрывала его и Рона прошлым летом. Поскольку Рон всегда говорил маме, что он слишком взрослый, чтобы хлопотать над ним, она быстро чмокала его в щёку перед сном. А примерно через час, когда Рон уже спал, миссис Уизли прокрадывалась в комнату и укрывала их обоих. Иногда она сначала стояла и смотрела на них. Это было настолько странно, что Гарри спросил об этом Рона. Тот пожал плечами и сказал, что мама всегда говорила, что хочет убедиться, дышат ли они.

Гарри задался вопросом, не было ли это просто чем-то, что обычно делают родители. Он не знал.

Было странно, что Снейп тоже так поступил.

Гарри долго вглядывался в темноту комнаты, радуясь тому, что в коридоре горел свет.

Следующие день или два прошли спокойно, так как все трое вернулись к заведённому порядку. Гарри и Люпин обычно вставали и готовили завтрак. Люпин пытался вовлечь Гарри в разговор, и тот давал самые короткие ответы, какие только мог, а потом убегал — читать «Сказки барда Бидля», или писать письма, или просто сидеть с Сопелкой, глядя на стену.

Ближе к обеду вниз спускался Снейп, что-нибудь съедал, проводил час, уставившись на Люпина, а затем возвращался в постель. Он повторял это за ужином, только сидел с ними час-два в гостиной и смотрел телевизор.

Очевидно, Снейп понимал, что телевизор — лучший способ избежать разговоров с людьми, с которыми приходится жить в одном доме. Гарри всегда нравилось, когда Дурсли погружались в телепросмотры. Хотя, возможно, это сработало не так хорошо, как надеялся Снейп — он, похоже, любил передачи про полицейских, а Люпин всё время просил объяснить ему, в чём дело.

Спустя сутки Гарри подумал, что к нему вернулась способность заставлять взрослых забыть о его существовании.

К сожалению, не до конца. Люпин иногда отправлял Гарри на улицу одного, чтобы выгулять Сопелку, но в основном ходил с ними, однако и тогда пребывание на улице было менее угнетающим для Гарри — было легче перестать слушать Люпина, когда они были снаружи. По большей части Гарри просто не обращал на него внимания, отвечая на вопросы ворчанием и односложными словами, чувствуя, что на самом деле ничего не происходит.

Вполне вероятно, он мог бы продолжать в том же духе бесконечно долго, если бы профессора, наконец, не устали от