class="p1">Наконец, прежним владельцам необходимо было возвратить право пользования частью хозяйственных построек, также отобранных в пользу колхозов. Однако работники на местах категорически не спешили этого делать: не для того раскулачивали! Они саботировали партийные приказания. Директива не работала.

Коров, докладывал Шолохов, изъяли 2685 – вернули 494. Ещё 2191 корову возвращать не хотели – а может, и не было уже этих коров. В итоге 2191 семья жила без кормилицы-коровы.

Овец изъяли 1067, вернули 143, а 924 овцы никак не отдавали.

Свиней изъяли 555, вернули 46, а 509, может, на сало пустили давно.

Лошадей изъяли 191, вернули 6, а 185 – нет.

Рабочих быков изъяли 33, вернули одного.

Из незаконно 213 захваченных колхозами частных строений все 213 оставались в пользовании колхозов.

Шолохов расписал в картинах и в лицах уловки, на которые идут руководители колхозов и ростовские партийцы.

Разговор в данном составе длился один час двадцать минут. Затем Шолохова, Юркина, Малинова, Чернова отпустили, а Каганович, Жданов, Мехлис и Сталин остались.

23 июня Политбюро утвердило проекты постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О помощи колхозам Азово-Черноморского края», представленные комиссией Жданова. В постановлении говорилось: «Поручить комиссии в составе тт. Жданова, Чернова, Гуревича, Микояна, Клейнера, Гринько, Акулова, Малинова, Лукина, Шолохова и Юркина разработать мероприятия по хозяйственной помощи колхозам районов Северной области Азово-Черноморского края».

Доверие к Шолохову у Сталина было беспрецедентным. Он не вполне доверял отчётности своего собственного партийного аппарата, раз за разом прибегая к помощи писателя, получавшего право докладывать перед первыми людьми страны. И все сидели, слушали и записывали. И собирали потом дополнительные комиссии – чтоб партийные указания выполнялись.

Сколько таким образом спас Шолохов людей в буквальном смысле от смерти – едва ли возможно сосчитать. Он неустанно трудился на своей земле народным заступником, гуманитарной службой, статистиком, утешителем.

Увы, в ущерб книгам.

В том 1934-м журнал «Новый мир» анонсировал выход второго тома «Поднятой целины». Что до «Тихого Дона», то ещё в апрельском письме своей корреспондентке Шолохов писал: роман будет окончен «примерно, в последней четверти текущего года. Сейчас я работаю над последней частью».

Но он не успел до конца года доделать ни «Поднятую целину», ни «Тихий Дон». В феврале 1935-го написал в очередном письме товарищу: «Сейчас пока занят по горло: кончаю – наконец-то! – “Тихий Дон” и тотчас же возьмусь за последнюю книгу “Под<нятой> целины”». Тогда же «Новый мир» снова анонсирует публикацию второго тома «Поднятой целины» во второй половине года. Но и в этом году не выйдет ничего.

Зато летом 1934-го, вскоре после сталинского заседания и всех последующих партийных решений, ростовская газета «Молот» бодро отчитывалась о шолоховском житье-бытье: «Часто он на своем “фордике” появлялся в колхозных бригадах, хуторах и МТС. Его дом с зелёной крышей, с радиомачтой, окаймлённый зелёными деревьями, знали все, вплоть до самых малых детей. Сюда ежедневно приходят колхозники со своими невзгодами и радостями. Он живёт жизнью районной партийной организации, высиживает долгие вечерние часы на бюро райкома, слушает планы уборочной, доклады о работе МТС, о перегибах или хорошей работе того или иного председателя колхоза».

Прочитав эту статью, даже те, кто ещё не успел до Шолохова дойти, собирались и шли к нему. Как к самому родному и самому мудрому. Который может почти всё и обязательно поможет. И на бюро райкома, и на всяком собрании – Шолохов был за старшего. Заехали в гости рабочие Лензавода с просьбой выступить у них; отчитались потом в другой газете: «За время, которое мы провели в квартире тов. Шолохова, к нему приходило несколько человек за советом и помощью. Он каждого усаживает, выслушивает… Зашёл к нему за советом и прокурор. “Я к вам, Михаил Александрович, приехал за советом”, – сказал он».

Ему было в ту пору… 29 лет.

При такой жизни писать Шолохов мог только ночами.

* * *

Первый секретарь крайкома Борис Петрович Шеболдаев, повторим, воспринимал само проживание Шолохова в станице Вёшенская как проблему, требующую обязательного разрешения. 39-летний партиец, в Гражданскую – уполномоченный РВС 12-й армии, в 25 лет – секретарь Дагестанского обкома РКП(б), с 1930 года – член ЦК ВКП(б), с 1931-го – первый секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б), а затем Азово-Черноморского крайкома ВКП(б), куда входил и Вёшенский район, он был очень опытным и очень сильным противником.

Подобраться к Шолохову было не так просто, поэтому Шеболдаев копал под Лугового, летом 1933-го вернувшегося в станицу Вёшенскую первым секретарём райкома. Шолохов несколько раз будет садиться за письмо Сталину, пытаясь описать происходящее:

«Шеболдаев неоднократно имел возможность убедиться в том, что я не побоюсь при любых обстоятельствах довести до сведения ЦК о его неправильных действиях. Ему это, вероятно, надоело, и он решил избавиться от вёшенцев. Безо всяких причин он неоднократно ставил вопрос о снятии Лугового, обвинял его в троцкизме и не раз предлагал исключить из партии. Честных коммунистов, работавших в Вёшенском р-не, под разными предлогами переводил из р-на, а взамен их присылал своих людей, которые делали всё возможное, чтобы срывать работу и ставить под удар руководство р-на… Началась эта скрытая война давно, но особенно разгорелась после разбора в ЦК действий Овчинникова».

Снятие Овчинникова Шеболдаев по-прежнему считал личным оскорблением, настроившим его не только против Шолохова, но и против Сталина. На XVII съезде ВКП(б) в январе 1934-го Шеболдаев тайно передал Сергею Кирову пожелание партийных старожилов, к которым считал возможным причислять и себя, – сместить Сталина с поста генерального секретаря.

А в августе 1933-го, уже через месяц после решения ЦК по Овчинникову и Шарапову, Шеболдаев на краевой конференции выдвинул их кандидатами в члены бюро крайкома. Этим поступком он словно бы говорил: Сталин ваш в Кремле, а я здесь. Он снимает – я ставлю на место.

У Лугового, как первого секретаря крайкома, было партийное демократическое право выступить с отводом кандидатур Овчинникова и Шарапова, чем он и воспользовался. Шеболдаев пытался технически переиграть Лугового, организовав давление на делегатов Северного Дона – но те не сдались; кандидатуры Овчинникова и Шарапова были провалены.

В ответ Шеболдаев в очередной раз попытался снять Лугового, но подобные решения утверждались на уровне ЦК. Там, рассмотрев вопрос, посчитали претензии Шеболдаева к Луговому надуманными. Тогда Шеболдаев зашёл с другой стороны, взяв в помощники начальника Вёшенского районного отдела НКВД Якова Семёновича Меньшикова, члена ВКП(б) c 1919 года, в органах ВЧК с 1920-го. Меньшиков получил негласное поручение либо вынудить Шолохова и Лугового уехать из Вёшенской, либо слепить на них дело. В паре с ним работал второй секретарь Вёшенского райкома по фамилии Киселёв.

Шолохов вспоминал потом: «В крайком, в ЦК посыпались клеветнические заявления на Лугового, меня и других коммунистов, боровшихся с вражеским руководством крайкома. Не было ни одного бюро РК, где бы мы