— Есть еще одно, — решительно сказала я. — Видишь ли, князь, мы для тебя — гости опасные. Не сегодня-завтра под стены твоего замка явится ковенский отряд. И тебе придется либо выдать нас, либо принимать бой. Первого ты не допустишь, а второго я не хочу.

Я хотела еще много чего сказать — про то, что это наша война, про то, что свои проблемы я привыкла решать сама, возможно, про то, из-за чего начался весь сыр-бор, — но князь перебил меня, причем так властно, что я не успела вякнуть ни словечка.

— А вот это хорошо! — заявил он и, встряхнувшись, разом стал моложе лет на десять. Ну на пять как минимум. — Давненько у нас доброй схватки не было! Повеселимся!

Я посмотрела на стену и встретилась взглядом со старинным портретом — предок, наверное, кто же еще? Сложно сказать, было это заслугой художника или в том следовало винить прыгающий свет, но в глазах у предка стояло ровно то же выражение хищного веселья. «А и повеселимся, панове!» — ясно говорил его взгляд.

Мне отчего-то стало жаль незадачливых ковенцев.

— Ступай-ка ты спать, панна Ядвига, — бодрым голосом распорядился князь Янош. — Добрых снов тебе. Эй, там — проводить панну в ее покои!

— И тебе добрых снов, — ответила я, чувствуя, что повторяюсь.

в которой магистр Цвирт осаждает замок, Эгмонт Рихтер обращается к своим алхимическим талантам, а Яльга Леснивецкая испытывает насущную потребность в гламурии

1

Комната, которую мне отвели, находилась на втором этаже. Там был камин — и дрова в нем почти прогорели, — но большую часть помещения занимала огромная кровать под пологом. На такой кровати можно было спать не только вдоль, но и поперек. А я улеглась наискосок.

Под одеялом лежала грелка — такая горячая, что всякий раз, прикоснувшись к ней, я быстренько отдергивала ноги. Да, за окном стояло лето; но, во-первых, ночи у Даркуцкого хребта недаром слыли холодными, а во-вторых, замок есть замок. Каменные стены и сквозняки не добавляют тепла.

Я долго лежала без сна, слушая, как в трубе свищет ветер. В комнате стояла абсолютная темнота — я погасила свечу, прежде чем лечь, — но понемногу предметы вырисовывались из мрака. Особенно четко был виден силуэт стрельчатого окна.

Мыслей было много — слишком много, и потому я старалась на них не задерживаться. Спать, надо спать; завтра, чует мое сердце, произойдет много всего интересного. Как там любит говорить Сигурд? «Завтра будет трудный день». Эту фразу оборотень повторял чуть ли не каждый вечер.

…Но если где и столкнуться с КОВЕНом в открытую, то лучше этого замка места не найти. Для здешних обитателей война и есть сама жизнь, а магов здесь никогда не любили, и для них наверняка припасено немало сюрпризов…

Не успев додумать эту мысль до конца, я заснула. Но снились мне не маги, не замки и даже не ясновельможный пан Богуслав Раднеевский. Мне снилась опушка какого-то леса, и я собирала там ромашки. Ромашке этак на двадцатой из-за цветущего куста вышел давешний знакомый Лис. Он поманил меня лапой и указал куда-то в глубь кустов. Я послушно подняла колючую ветку и замерла. Прямо передо мной была распахнута дверь, и там, в темном прямоугольном проеме, висела бесконечная золотая лестница. Лестница из ниоткуда в никуда.

В лицо мне ударил горячий ветер. Я отшатнулась. Лес, небо, полянка с ромашками — все это уже отодвинулось и выцвело, превратившись в скверно нарисованную картинку. А вот пустота за дверью с каждым мгновением становилась все ближе и ближе.

Меньше всего мне хотелось оказаться на этой лестнице в одиночку — впрочем, вместе с Эгмонтом и Сигурдом тоже. Я попыталась отодвинуться, нащупать дверь или хотя бы косяк, но меня неумолимо затягивало внутрь. Вот уже одна нога соскользнула с порога, и…

— Панна Ядвига, панна Ядвига! — откуда-то из-за спины позвал меня Лис тоненьким девичьим голоском. — Ну панна Ядвига, ну просыпайтесь, сделайте такую милость…

Лис всхлипнул и добавил со слезой в голосе совсем уж не к месту:

— А меня выпороть обещали, ежели вы и сейчас не спуститесь…

«Так тебе и надо, предателю!» — подумала я, но все-таки проснулась.

Вместо Лиса у моей кровати стояла совсем молоденькая девушка с длинной светло-русой косой. И на меня она смотрела так, что я почувствовала себя герцогом Ривендейлом. «Бедный Генри!» — с неожиданной теплотой подумалось мне.

— А вы точно проснулись? — дрожащим голоском осведомилась девушка. — Так я вам умыться подам?

— Куда уж точнее… — пробормотала я. Может, спать и хотелось, но возвращаться на давешнюю полянку не было ни малейшего желания.

У девицы слова не расходились с делом: она уже держала серебряный кувшин. «Порядочные люди из таких вино пьют, а не по утрам умываются!» Но что поделать, привыкай.

Главное, чтобы в кружавчики не обрядили.

— А водичка у нас ключевая, пользительная… — на одном дыхании выдала девица и щедро плеснула на меня пользительной водичкой.

Из последних сил я сдержала то, что очень хотелось сказать: водичка была и впрямь ключевая, то есть очень холодная. Но герцогини… тьфу ты, ясновельможные панны таким словам не обучены.

Нет, долго я здесь не протяну. И где там этих ковенцев мрысы носят?!

— Не погневайтесь, панна Ядвига, вам бы поспешить! А то все уже собрались, а пан воевода сильно кушать хотят.

Аргумент был весомый. Я как-то упустила из внимания, что замок — это не комната в общежитии и здесь принято садиться за стол одновременно. Еще один плюс тому, что я не задержусь у Леснивецких надолго.

Когда мы уже торопливо шли по каменному коридору («Коротким путем!» — пояснила моя провожатая, которую, как выяснилось, звали Кшисей), мне пришла в голову другая мысль.

— А почему меня раньше-то не разбудили?

Кшися печально вздохнула:

— Так будили же, панна! Как не будить! Целых два раза и будили! Вы у нас, панна, хорошая, добрая, плохим словом никого не обругали — ну ни разочка. Всякий раз говорили, что уже прямо сейчас и встаете, а потом глядишь — вы уже опять спите… Забывали, наверное…

— Наверное… — машинально сказала я и спохватилась: — Но подожди, я про это ничего не помню!

Кшися покивала.

— А будить вас в третий раз все забоялись. Вы же, говорят, чародейству обучены, а вдруг спросонья разгневаетесь! — Тут она поняла, что сболтнула лишнего и замолчала.

— Понятно, — хмуро произнесла я. — А ты у нас, выходит, самая храбрая?

— Не-э! — возразила справедливая Кшися. — Просто младше меня на кухне одни поварята.

И то верно. Их жалко. Им еще жить да жить.

Вопрос в другом: откуда народ разнюхал, что я магичка? Я не колдовала, книг не показывала, Эгмонт с Сигурдом тоже, думаю, проболтаться не могли…