Эгмонт и Сигурд стояли чуть в стороне, словно отгородившись невидимой завесой. Я вздохнула, невольно покосилась на печального Ежи и решила смотреть только на луг.

А на лугу между тем становилось все интереснее и интереснее. Из-за леса наконец появился небольшой конный отряд. Впереди летел неукротимый пан Раднеевский — его легко можно было опознать по общей воинственности и по золотым шнурам, сияющим на солнце. Следующим был, как легко догадаться по наследственной рыжей шевелюре, старший из моих братьев. Остальные человек двенадцать — пятнадцать держались кучно и следовали чуть позади.

— Глядите, сестра, — тронул меня за локоть Ежи, — как держится в седле пан хорунжий! А конь как его слушается! Какая стать, какая выправка! Многие, многие панны желали бы обрести это сокровище! — Тут Ежи многозначительно посмотрел на меня.

«Коня?» — чуть не ляпнула я, но вовремя сообразила, что речь идет о всаднике. Это что же: Ежи пытается сосватать мне пана Богуслава? Мне неожиданно стало смешно, и не только мне — князь-воевода изумленно покосился на сына, но ничего не сказал.

— Смотрите, сестра, смотрите! — Ежи ткнул пальцем точнехонько в направлении лагеря ковенцев. — Отгородились, песьи дети, думают, будто их не видать!

Не видать? Я недоуменно глянула на Ежи и еще раз посмотрела на вражеские палатки, над которыми мерцала радужная дымка. Дымка?! Е-мое, да это же Щит Невидимости!

Но если так, что же оно просвечивает, будто казенная простыня?

Ежи Леснивецкий наклонился вперед, с хищным выражением рассматривая ковенский лагерь. Было ясно видно: чихать он хотел на этот Щит, да и на прочие мажьи штучки — тоже. А судя по тому, как целенаправленно вел отряд наш отважный хорунжий, и ему заклинание было не помехой. Интересные дела творятся на подгиньской земле!

Правда, Эгмонт?

В лагере между тем сообразили, что их видно, и засуетились. Радужная дымка потемнела, замерцала и стала плотнее на вид; то там, то здесь по ней пробегали отдельные сполохи.

— Защиту установили, — не обращаясь ни к кому конкретно, обронил маг.

— То правда, — кивнул князь Янош, — каждый воюет, как умеет.

Я закуталась в плащ, понимая, что ничего не понимаю. Почему эти люди, не обладая магическим зрением, могут отслеживать работу заклинаний? Как они ухитряются смотреть через Щит Невидимости? И что, спрашивается, может поделать обычный человек против мага, особенно если этот маг стоит за защитной чертой?

Последний вопрос отнюдь не был риторическим. Здешние обычные люди явно обладали множеством интересных навыков.

Рассыпавшись по равнине, всадники взяли лагерь в кольцо и, по одному подлетая к защитному кругу, принялись громко выкрикивать что-то оскорбительное. При этом они зачем-то размахивали саблями. Я прищурилась, но рассмотреть детали со стены было невозможно.

— Князь, — вежливо спросил Эгмонт, — могу ли я воспользоваться магией и приблизить к нам картину сражения, чтобы лучше насладиться… хм… зрелищем?

Леснивецкий, подумав, кивнул.

Все разом сделалось ближе и четче, и я увидела, как один из гайдуков пронзил саблей защитную сферу. Точнее, он сумел проскочить между двумя сполохами, между слоями заклинания. У человека не может быть такой скорости, такой реакции!..

Может, Яльга, может.

Но если таковы обычные гайдуки, то каков же в бою пан Богуслав Раднеевский, защитник обиженных панночек? Я поежилась, на мгновение представив себе поединок пана хорунжего с лучшим боевым магом Лыкоморья. По всему выходило, что поединщиков мне пришлось бы собирать по частям.

Пан Богуслав, подбоченившись, выехал вперед и громко осведомился:

— Как смели вы, ракалии, осквернить собой земли князя-воеводы Яноша Леснивецкого? И ведомо ли вам, что всем врагам князя и его семьи есть только одна честь — смерть от моей руки?

Эта краткая, но выразительная речь произвела должный эффект — магов аж перекосило от злости. Спокойными остались немногие, и один из них, молодой и бледный, подошел к границе Щита, стараясь, впрочем, не приближаться на длину клинка.

— Я магистр Поль Цвирт, — громко и холодно произнес он. — И я действую по приказу верховного Магистра Эллендара. Мы не враги ни вам, ни вашему князю, ни тем более его семье! Выдайте нам тех, кого по незнанию вы удерживаете, и даю вам слово, что конфликт будет забыт.

Пан Богуслав рванул ворот своего кунтуша.

— Ах ты, рыбий охвосток! — выдохнул он. — Это я даю тебе слово — ты будешь молить о смерти и получишь ее, только ежели панна Ядвига того пожелает!

Поль Цвирт изумленно уставился на Раднеевского. Он явно хотел объяснить неистовому хорунжему, что тот ошибается, что никакой панны Ядвиги он знать не знает, но говорить это было уже некому. Пан Богуслав, не слушая более ничего, резко развернул коня и поскакал к замку, а его отряд поспешил следом.

— Война… — почти благоговейно произнес забытый всеми Ежи. — Настоящая война!

«Твою… некромантию!» — мрачно подумала я.

3

Война намечалась серьезная — подгиньские паны собирались развлекаться по всем правилам. Оттого подойти к этой кампании надлежало основательно. Через два часа после вылазки в Малой зале был созван военный совет.

Возглавлял его, разумеется, князь-воевода. Вторым по значимости выступал тот самый шляхтич с выдающимися усами, которого, как выяснилось, звали пан Казимеж Городкевич. Помимо них до совета были допущены пан Богуслав, оба княжича (младший — с изрядным скрипом), Сигурд с Эгмонтом и ясновельможная панна. Ясновельможной панне пришлось еще труднее, чем Ежи: она прорвалась на совет буквально с боем, использовав все ухищрения, как то: лесть, шантаж, подкуп и даже две попытки зарыдать в голос.

Сия коварная тактика принесла свои плоды. Для панны в Малую залу принесли небольшое креслице, низенький столик и корзинку с рукоделием — чтобы юное создание не заскучало от грубых мужских разговоров. В корзинке лежало несколько клубков, спицы, крючок и начатая вышивка. Вязать я не умела, вышивать, впрочем, тоже, но мне осторожно намекнули, что права голоса у меня все равно нет, а сидеть на совете без дела не полагается даже княжне.

И я принялась изучать вышивку, не забывая прислушиваться к грубым мужским разговорам.

Сдвинув в сторону все несущественное, на столе расстелили огромную карту. Края пергамента свешивались с обеих сторон и все норовили свернуться; для верности их придавили бутылкой вина и миской с орехами. Для орехов нашлось и другое применение — пан Богуслав набрал целую горсть и, тщательно вымеряя расстояния, отмечал ими расстановку наших и вражьих сил. Вражьи, конечно, были на порядок мельче и неказистее. Себя наш скромный хорунжий обозначил самым крупным орехом, метнув при этом в мою сторону очередной пылкий взор.

В этот момент я услышала требовательное мяуканье и почувствовала, как о мою ногу трется что-то мохнатое. Это оказался большой серый кот. Не задумываясь, я подхватила его под пузо, усадила себе на колени и принялась гладить. Вышивка была забыта. Панна занята делом — панна гладит кота. А что! Кто-то против?