— Возможно, завтра нас встретят майстеры, — сказал он, не сводя взгляда с лагеря. — После чего передадим всех вас в их руки. Этот подонок Хаавин, вероятно, трусливо сбежал.

Элена встала и не более чем в десяти шагах от рассеянного Горрана увидела за деревом человека. Незнакомец носил целый ворох плащей, камзолов, рубашек с карманами и был увешан переметными сумами из лошадиных шкур — всех размеров, только темно-коричневого цвета, — изрядно потертыми от долгой службы. На спине за поясом — два гуркских ножа кхукри с изогнутыми вперед лезвиями. За спиной висел искусной резьбы футляр для лука, и среди одежд торчали разномастные рукояти. Лицо приветливое; раскосые миндалевидные глаза и прямые черные волосы: охотник из Иммура. Он приложил к губам палец.

— Закончила? — Горран бросил взгляд в ее сторону.

— Да, — ответила Элена.

Она поискала глазами охотника, но тот исчез.

Когда они устраивали той ночью привал на опушке леса, чтобы, если что, укрыться за деревьями, солдат осталось только четверо. Халидорцы едва не поссорились, споря о том, надо ли торопиться и продолжать идти в темноте, или о том, действительно ли Хаавин и второй пропавший воин сбежали. Ночь была коротка: Горран разбудил Элену в предрассветном сумраке.

Он молча отвел ее в лес. Элена, как ни в чем не бывало, подняла юбки.

— Откуда на груди такие раны? — спросила она.

— Одна бешеная сука ударила меня вилами после того, как я убил ее мужа и выпустил кишки ее сучатам.

Он пожал плечами, словно тот удар — лишь досадное недоразумение. Так, минутная беспечность.

Горран не придавал особого значения тому, что потрошил детей. Он бил и оскорблял Элену; она могла это простить. Однако равнодушный жест плечами заронил в ее сердце искорку ярости. Впервые после Крыса Элена ненавидела.

Горран взял с собой лук и теперь натягивал тетиву.

— Сегодня мы доберемся до лагеря, — сказал он. — То, что проделает с тобой Неф Дада, ужасно. — Горран облизал сухие губы. — Я могу тебя спасти.

— Спасти? Меня?

— Не следует делать то, что он задумал. Для лодрикарца нет ничего святого. Если сейчас побежишь, я пущу тебе в спину стрелу и избавлю от адских мук.

Его понятие о милосердии было столь причудливым, что ненависть Элены сразу испарилась.

В полусотне шагов за их спиной тьму над лагерем разорвала вспышка света, бросая тени на деревья. Послышался вскрик, затем топот лошадей.

Элена обернулась и увидела с десяток незнакомых халидорских всадников, ворвавшихся в лагерь с севера. Рановато они пожаловали, чтобы забрать своих рабов.

— Беги! — раздался крик, громче того, на что способен человек.

Сквозь деревья Элена видела, как охотник из Иммура ведет бой с халидорцами. Одним движением он рассек сразу двоих. Из рук какого-то всадника вырвался огонь, но охотник увернулся.

Горран натянул тетиву, но между ним и иммурцем было слишком много деревьев и халидорцев. Затем из леса, всего в нескольких шагах от них вылетел мальчишка, Герральд, и побежал прочь от лагеря.

Горран повернулся и нацелил стрелу, ведя новую мишень. О нет! Только не это! Ни о чем другом Элена уже не думала. Она выхватила из-за пояса Горрана кинжал и вонзила лезвие ему в горло. Он вздрогнул, и выпущенная из лука стрела просвистела над головой мальчишки.

Лук выпал из пальцев Горрана. Они с Эленой взглянули друг на друга; от потрясения его зрачки расширились. Удар пришелся точно в середину глотки, и широкое лезвие перекрыло трахею. Он выдохнул, легкие напряглись. Послышался свист. Горран поднял руку к горлу и, все еще не веря, нащупал кинжал.

Затем попытался вдохнуть. Диафрагма работала как кузнечные мехи, но воздух не поступал. Халидорец упал на колени. Элена стояла, оцепенев.

Горран вырвал кинжал из глотки и судорожно вдохнул. В горле забулькало, и он кашлянул на Элену кровью.

Халидорец еще пытался дышать, пока легкие наполнялись кровью. Спустя мгновения он рухнул на лесной настил.

Несмотря на кровь у себя на лице, руках и платье, несмотря на жалобный взгляд Горрана и ужас при виде умирающего человека, Элена ни о чем не жалела. Лишь минуту назад она ненавидела халидорца, но убила не из ненависти. Его просто надо было остановить. Вернись все назад, поступила бы точно так же. Вот тогда-то Элена и поняла.

— Боже мой, какой же дурой я была, — произнесла она вслух. — Прости меня, Кайлар.

Элена бежала, оставляя за спиной разрывы магии и охваченные огнем деревья.

В северной части острова Вое, пасмурным и дождливым осенним днем Кайлар стоял, глядя на сложенную им из камней безымянную надгробную пирамидку. Могила Дарзо.

В серых одеждах мокрушника, изрезанных клинками и прожженных магией, Кайлар был с ног до головы забрызган кровью. Многие часы он яростно сражался, убивая каждого халидорского солдата и майстера, на которого падал его взгляд. Медленно угасающая на полу тронного зала магия показала ему поединок Логана с троллем. Он видел, как ферали повернул, и стал свидетелем разгрома халидорской армии. Кайлар заметил, как на Логана смотрели люди. Хотя фигурки были крошечными, сомнений в их чувствах быть не могло.

Логан поведет свою армию домой и через два дня, как прибудет, найдет замок свободным от присутствия халидорцев. Все выметены — за исключением Хали, единственного существа, которого Кайлар предпочел бы избежать. Пусть уж сам король Джайр пригласит каких-нибудь магов, чтобы позаботились о ней.

— Надеюсь, мы выиграли, — обратился он к могиле Дарзо.

Кайлар знал, что сетовать на жизнь бесполезно. Ночной ангел не ищет славы. Как давным-давно говорил ему Дарзо, он всегда будет одинок. Сам по себе.

«Просто очень трудно быть бессмертным», — подал голос ка'кари.

Кайлар слишком устал, чтобы удивиться или обидеться. Ка'кари, вспомнил он, заговаривал и раньше, пытаясь спасти ему жизнь.

— Значит, можешь говорить, — буркнул он.

Ка'кари лужицей стек в его ладонь и застыл стилизованным лицом. Физиономия улыбнулась и подмигнула Кайлару. Вздохнув, он втянул ка'кари обратно в кожу.

Кайлар уставился на обрубок руки. Потерял ни за что. Напрасно дал клятву Волку. Все, что он когда-либо узнал и вытерпел, было только ради одного. Его судьба — убийство Гэрота, мрази, от которой проистекали все беды Кайлара, Джарла и Элены. Так уж совпало, что человек, из-за которого Кайлар стал мокрушником, оказался его последней жертвой. Без Гэрота не было бы Рота. Без Рота у Элены не было бы шрамов, Джарл был бы цел и невредим, а Кайлар — что? — ну, был бы кем угодно, только не мокрушником.

Однажды граф Дрейк сказал ему: «Есть божество, что высекает красоту из наших неотесанных жизней». Ложь. Такая же, как и судьба Кайлара. Может, именно поэтому все было так сложно: он начал верить в божественный промысел Элены. Теперь он не просто потерял девушку, которая сразу стала частичкой его души, заставив Кайлара поверить, что в нем есть и хорошее. Он потерял судьбу. А ведь вместе с судьбой появилась бы и цель: жемчужина, растущая вокруг зла, которое он вынес или причинил. Был бы Кайлар создан для какой-то цели, тогда, наверное, был бы и создатель. Имя которому, возможно, единый бог. Который, возможно, и есть тот мостик над бездной между наемным убийцей и святым. Бездной, разделявшей Кайлара и Элену. Только не было ни моста, ни бога, ни создателя. Ни цели, ни судьбы, ни красоты. И нет пути назад. Его обманом лишили всего сразу: справедливости и мести, любви и цели.