— О чем ты, Луис?

Мы вступали на очень тонкий лед, и я не собирался показывать ему степень собственной осведомленности. Любой неосторожный шаг мог привести в полынью, или как там это еще называется, ибо Молот был практически нацелен, а допустить вселенской или хотя бы планетарной катастрофы я не хотел.

— Не валяй дурака, Соболевский, — попросил он. — И зови меня Зэдом.

— Зэд?

Альварес сжег за собой последний мост. Теперь никаких колебаний у меня не осталось, парня надо было убрать. Но так, чтобы не захватить при этом на тот свет весь Авалон. Гамбит с заложниками, который я уже устал разыгрывать.

— Так меня назвали при создании. — Я отметил, что слово «рождение» он не употребил.

— Хорошо, пусть будет Зэд, — согласился я. — И что теперь?

— А ты сам не догадываешься? Я на вершине мира, Соболевский, и мое дело почти завершено. Остались лишь небольшие штрихи.

— Какое дело? — спросил я.

— Дело всей моей жизни. — Он улыбнулся. — Забыл, что обо мне написано во всех сводках? Я же одержим идеей уничтожения всего человечества, помнишь? Крайне опасный маньяк-одиночка с ярко выраженными убийственными наклонностями.

— Почему так?

— Почему? — Он искренне удивился. — Никогда не задумывался. Почему гиперпривод толкает корабли? Почему геологические установки ищут редкие металлы? Почему планеты двигаются по своим орбитам и никогда не меняют курса? Я же не человек, Соболевский, а всего лишь машина, и выполняю заложенную в меня программу. И, только выполнив ее, я стану свободным в своих решениях и смогу уйти.

— Хочешь уйти? — спросил я. — Я могу помочь тебе это сделать прямо сейчас.

— Сейчас рановато, — ухмыльнулся он. — Хотя я и понимаю, как тебе этого хочется. Я даже знаю, почему тебе этого так хочется. Потому что ты тоже машина, сержант, и тоже следуешь своей программе.

— Чушь, — сказал я.

— Не думаю. Я не знаю, кто тебя создал и зачем, но ты тоже преследуешь определенную цель, Соболевский. Ты никогда не отступаешь, ты готов пожертвовать другими людьми и самим собой, но ты никогда не оставляешь незавершенных разговоров и незаконченных дел. Единственное наше с тобой отличие в том, что ты не видишь своей программы, как я вижу свою, а носишь ее записанной где-то в подсознании и руководствуешься ею, считая, что принимаешь решения сам. Ты не чувствуешь себя машиной, но ты ею являешься.

— В таком случае нам обоим пора на свалку.

— Не хочешь посмотреть, как я отправлю туда всю Лигу? — спросил он. — Как я буду крушить планеты одну за другой, наслаждаясь процессом? Жаль, что я не смогу увидеть лица этих людей, их непонимание, страх, отчаяние… Я дорого бы дал, чтобы заглянуть в зал Совета, когда ему будут докладывать, что Лиги больше нет, а потом стер бы и его. Но, видимо, придется удовольствоваться собственным воображением. Ты точно не хочешь присоединиться ко мне?

— А почему именно так, Зэд? — спросил я. — Почему ты не выстрелил нам в спину и не дал Магистру довести дело до конца? Был бы тот же самый верняк.

— Тварь из глубины веков недостойна быть палачом человечества, — сказал он. — Для этой роли вы создали меня.

— Я нахожу твою логику извращенной, — сказал я. — Ты не только собираешься уничтожить все живое в Галактике, но еще и хочешь получить от этого удовольствие. Но стоит ли торопиться?

— А что еще ты можешь мне предложить? Подождать подкрепления в боевых скафандрах? Я поражен твоей наивностью, Соболевский, и твоей самоуверенностью. Ты знал, зачем идешь сюда, и все же пришел один.

— Ты не первый, кто мне на это указывает, — вздохнул я. — А я думал, поговорим спокойно, выкурим по сигаре…

— Я ненавижу сигары, — отчеканил он. — Пристрастие к табаку — одна из наиболее отвратительных человеческих привычек. Вас стоит уничтожить только за то, как вы обращаетесь со своими телами.

— И Минздрав тоже предупреждал, — сказал я. — Но ты сам-то курил.

— Только для того, чтобы не выбиться из образа типичного латиноамериканского хорошего парня с предполагаемым криминальным прошлым, железного и непробиваемого. Это часть легенды.

— Тогда давай просто поговорим.

— Нам с тобой не о чем разговаривать.

— Твоя правда, — снова согласился я, срывая с плеча тахионнный разлагатель. — Следующее предложение: давай просто убьем друг друга.

— Еще одно твое движение, и я нажму на пуск, — безразличным тоном сообщил он. — Оружие не откалибровано, и Авалон попадет под удар лишь частично, но связанные с исчезновением такой массы цунами и землетрясения закончат дело. Вряд ли твоя личная программа способна допустить такой вариант развития событий.

— Эта чушь о машинах и программах мне надоела, — сказал я. — И ты стоишь слишком далеко от того места, с которого можно нанести удар Молотом. Я здесь тоже был в прошлый раз, помнишь? Тебе надо нажать еще три кнопки. — Теперь я точно это видел. — Успеешь ли ты? Я стреляю довольно быстро.

Мы держали друг на друга под прицелом. Мой разлагатель, конечно, покруче его «осы», но если мы выстрелим одновременно, то оба будем мертвы, а такое развитие событий ни моя, ни его программы допустить не хотели. И уговорить парня на церемониальный поединок врукопашную, проведенный по классическим канонам бусидо, я тоже не мог.

Не такой он дурак.

Выход из логически неразрешимого противоречия нашел Альварес-Гриссом. Прервать цикл своего существования для него было отказом от выполнения программы, и он решил сохранить жизнь для следующей попытки ценой отступления.

Он проделал знакомый каждому гвардейцу пасс правой рукой, коснувшись большим пальцем кончика мизинца и указательного. Это означало прыжок по заранее запрограммированным координатам.

Все еще держа меня на мушке, Гриссом растворился в воздухе, и в следующий миг я целился в никуда, оставшись на Молоте один.

Нельзя сказать, что такой вариант меня стопроцентно устраивал, но Лига временно была спасена. Теперь она может губить себя курением, тяжелыми наркотиками, виртуальной реальностью, сериалами и оружием массового поражения собственного изобретения. Теперь ей предоставлено право выбора.

Я потратил несколько минут на то, чтобы запрограммировать Молот на самоубийственный удар, совершил все предварительные процедуры, за исключением нажатия последней кнопки, вызвал из-за двери терпеливо дожидающегося там робота и указал ему, что именно он должен сделать сразу после моего ухода. И ушел.

Я высадился прямо в ситуационном зале, наплевав на внутренние правила.

Микроб сидел перед самым мощным терминалом, какой мог быть предоставлен в его распоряжение за всю его карьеру хакера, и исступленно что-то отщелкивал на клавиатуре. Я хлопнул его по плечу, и он стащил с лица визор.

— Как прошло? — спросил я.