Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где-то вдали она услышала звуки скрипки, летящие над водой, то умолкающие, то вновь доносимые ветром от дома Лео. Теперь, поскольку она знала, что это за звуки и откуда они раздаются, мелодия слышалась гораздо четче, чем во время ее первых недель здесь, когда она сидела на причале и гадала, что это за музыка и кто же там играет. Теперь, однако, в игре ощущалась какая-то нерешительность. Играли не уверенно и не быстро, как раньше, а как-то робко и осторожно. Но играли хорошо. Она поняла, что это скрипка Генри. Не Рори и не Лео. На скрипке играл Генри. Не просто на скрипке, поправилась Грейс, а на народной скрипке.
«Я любила свою семейную жизнь», – вдруг подумала она, не понимая, почему казалось столь важным это признать. Но она это и поняла, и признала, и теперь это тоже закончилось.
Затем Грейс вернулась в дом и принялась разыскивать визитную карточку, которую давно, очень давно вручил ей детектив Мендоза.
Глава двадцать четвертая
Кто-то совсем другой
– Ну, черт побери, пора бы уж! – высказалась Сарабет, снимая трубку. Оставив для Грейс множество сообщений, она уже отчаялась с ней связаться. Сарабет ответила через пять секунд. – А ты знаешь, сколько всего сообщений я тебе отправила?
– Прости, – отозвалась Грейс, хотя понимала, что одним «прости» ей уже не обойтись. Но оправданий у нее не было.
– Нет, я вполне серьезно. Я оставила, ну, не знаю, сообщений двадцать, Грейс. Надеюсь, тебе известно, что я пыталась поддержать тебя.
Грейс кивнула, будто Сарабет могла сейчас это увидеть.
– Я сбежала, – просто ответила она. – Я пыталась потеряться, скрыться от всех.
– И это я хорошо понимаю, – сказала Сарабет совершенно иным тоном. – Я просто невероятно сильно волновалась за тебя. Бизнес тут ни при чем. Я переживала, как подруга.
– Ну… – Грейс вздохнула. – Я благодарна тебе за это. И еще раз прими мои извинения. Мне бесконечно жаль, что я бросила тебя, когда разбиралась со своей жуткой ситуацией. Но обещаю: больше такое не повторится.
«А впрочем, с какой стати я должна это говорить?» – спросила Грейс у себя самой. После сегодняшнего дня, после этого телефонного звонка у них не останется больше ничего общего, о чем они могли бы поговорить. И Сарабет вряд ли останется ее подругой.
– Не бросай трубку, – попросила Сарабет. Грейс услышала, как она обращается к кому-то еще. – Скажи ему, что я сама перезвоню…
– Послушай, – продолжала она, снова обращаясь к Грейс, – ты можешь приехать ко мне и поговорить с нами? Я думаю, лучше всего будет собраться вместе и все обсудить.
Грейс нахмурилась, глядя на деревянную столешницу. Она сидела за своим кухонным столом на Восемьдесят первой улице. Поверхность давно не протирали, и грязь сразу бросалась в глаза.
– Не хотелось бы, если честно. Мне наговорят всякого – а у них накопилось много, что сказать, – и во всем они будут абсолютно правы. Ты не могла бы потом все это просто передать мне? Что касается финансовых потерь, я готова все возместить. Я давно не заглядывала в контракт, но знаю, что там у меня много обязательств, и я намерена их исполнять.
Наступила длительная пауза, так не свойственная Сарабет. Потом она заговорила:
– Вот что происходит, когда человек не отвечает на двадцать сообщений. Он остается на своей стороне разговора, и разговор не получается. Например, я могу уверить тебя, что Мод совершенно не заинтересована в том, чтобы ей возмещали ущерб. Конечно, сроки выхода перенесли. Но они все равно хотят издать твою книгу.
Грейс услышала стук дождя. Поглядела в окно. Дождь барабанил по кондиционеру, и на улице так неожиданно потемнело. Грейс не понимала, о чем сейчас говорит Сарабет.
– Послушай, меньше всего мне бы хотелось показаться грубой, когда речь идет именно об этом. Но ты из неизвестного автора-дебютанта, сочинившего умную захватывающую книгу, превратилась в совсем другого автора, и твоя книга заинтересует теперь еще больше читателей. Это весьма значимые перемены, и относиться к ним надо с достоинством и величайшей осторожностью. Могу уверить тебя, твой издатель даже не собирается наживаться на твоей трагедии, Грейс.
Грейс не удержалась и рассмеялась.
– Вот в это я верю.
– Вот именно. Я знакома с Мод уже десять лет. Она такая умная, что даже страшно становится. И прекрасно разбирается в тонкостях своей работы. Но если бы при этом она не была достойным и честным человеком, для начала я бы не стала отдавать ей твою книгу. Но так как все это произошло, я рада, что твоя книга осталась у нее. Да если бы ты только сегодня пришла ко мне, мне бы в первую очередь хотелось бы отдать ее именно ей.
Грейс ничего не ответила, но теперь по крайней мере задумалась.
– Ты где сейчас? – спросила Сарабет. – Ты понимаешь, что я понятия не имею, откуда ты звонишь. Где ты пропадала последние три месяца?
– Я забрала сына в Коннектикут. У нас там свой дом. Летний домик, мы раньше зимой в нем никогда не жили. Но там оказалось хорошо. Мы останемся в Коннектикуте. А сейчас я в Нью-Йорке, разбираю вещи в квартире.
– А как же твоя работа? – удивилась Сарабет.
– Я буду заниматься практикой в Массачусетсе, в городе Грейт-Баррингтон, – пояснила Грейс.
– Подожди, ты же сейчас в Нью-Йорке. Ты можешь подъехать ко мне в офис?
– Нет, – отрезала Грейс. – Я собираю вещи. Продала квартиру, через три дня приедут перевозчики мебели. Уже все решено. Кроме того, мне надо все хорошенько обдумать… Мне казалось, что с книгой уже все кончено. Я, вообще-то, ее давно из головы выкинула.
– Ничего еще не кончено! – Сарабет рассмеялась. – Более того, я уверена, Мод захочет, чтобы ты написала новое предисловие. Да и в книге найдутся нюансы, которые ты захочешь пересмотреть. И тогда, в самом деле, книга получится еще лучше и найдет отклик у читателей. Она очень важна и имеет громадный потенциал. Послушай, что произошло с тобой, Грейс, это просто ужасно. Я искренне сочувствую. Но я знаю, что из всего этого может получиться что-то хорошее. Когда ты приедешь ко мне на разговор?
Грейс назвала день на следующей неделе, потом подумала и прибавила еще пару недель к назначенной дате. Тогда она снова будет в Нью-Йорке, чтобы окончательно закрыть все дела. Потом она извинилась за то, что снова перенесла время встречи, но Сарабет согласилась на эту дату, и они повесили трубки.
Дождь усиливался,