Шарлотта опустила жалюзи и встала. Ее раздирали противоречивые чувства: жалость по отношению к усталой, измученной, явно плохо себя чувствовавшей и несчастной Беверли; отвращение к тому, что не могло не вызвать отвращения в ее поведении; чувство вины, которое она испытывала оттого, что отвращение и отторжение грозили полностью задавить жалость и сочувствие к пьяной потаскухе, бредущей домой по Тропе Позора. Раньше Шарлотте доводилось видеть такое выражение только в книгах. Кто бы мог подумать, что она окажется свидетельницей приложения средневекового понятия к реальной жизни. Прилив сочувствия… прилив чувства вины… волна омерзения. Поймав себя во время очередного приступа отвращения, Шарлотта решила, что пришло время действовать. Оделась она едва ли не быстрее, чем ночью, когда ей вздумалось сделать доброе дело для пьяной соседки. Ну уж нет, на сегодня хватит! Навозилась она с этой… с этой… сукой… достаточно для одного-единственного дня. И ведь не денешься от нее никуда. Шарлотте оставалось только предоставить соседке комнату в полное распоряжение на ближайшие несколько часов. Пусть подавится, выскочка несчастная из какого-то там Гротона… тоже наверняка та еще элитарная школа… Содом и Гоморра…

Собрав нужные книги и тетради, Шарлотта выскочила из комнаты и бегом пересекла коридор и лестничную площадку. Спустившись на пять пролетов по пожарной лестнице и убедившись, что встреча с Беверли ей больше не грозит, она перевела дух. Все, можно не торопиться и спускаться спокойно, подумала она. Вот только французский! Пропущенная пара! Шарлотту снова охватила паника. Никогда еще — никогда за всю свою жизнь — она не пропускала занятия просто так, без уважительной причины.

— Что? То есть как это — ты не виноват? Ну, ни хрена себе! Сейчас я тебе объясню, почему именно ты виноват! — орал Джоджо.

Он физически ощущал, как напряглись мышцы у него на шее, как тяжело, словно булыжники, слетают с его губ обидные слова и ругательства. Он был по-настоящему зол — зол не на шутку, но при этом баскетболисту еще и хотелось хорошенько припугнуть Эдама Пусть очкарик решит, что он на самом деле свихнулся от злости. Пусть похнычет, поунижается, думал Джоджо, пусть почувствует, каково это — быть в шкуре человека, над которым издеваются как хотят, а он и слова поперек сказать не может.

Раскрыв реферат на нужной странице, он ткнул пальцем в так дорого обошедшееся ему латинское выражение.

— Это видел? Как его там… боунэй файд? Хрень собачья. Ты бы еще по-китайски написал, придурок. Латынь ему, видите ли, всунуть приспичило. Видел бы ты, как препод надо мной измывался. Сначала прикололся насчет того, что я выговорить это не могу, а потом стал докапываться, что оно, мол, значит. Какого хрена ему это потребовалось? Нет, я представляю себе, что это такое — в общих чертах, — но когда какой-нибудь мудак приставит тебе к башке ствол и скажет: «Не будете ли вы так любезны, молодой человек, мать вашу за ногу, дать мне определение этого выражения?» — вот тогда я на тебя посмотрю. Да на хрен мне вообще сдалось пользоваться этим идиотским языком? Боуна… или буона… Я даже прочитать-то это не могу. А он уперся, как мудак последний, и требует: произнесите вслух эти слова. Ну откуда, с какого, спрашивается, хрена, я могу знать, как это гребаное выражение произносится?

— Бона фиде, — сказал Эдам. — Не такое уж это и редкое выражение.

Джоджо посмотрел на него с отвращением. Нет, есть все-таки у этого «ботаника» редкий дар: лепетать какую-то хрень униженно и еле слышно и в то же время напускать на себя вид всезнайки.

— Ладно, хрен с тобой, колись давай, что оно значит. Сейчас посмотрим, как ты его определишь. Тот жирный урод просто затрахал меня — определение ему подавай.

— А чего тут определять? Можно просто перевести: «по-настоящему», «истинно», иногда — «добросовестно», в зависимости от контекста.

— Тогда какого хрена ты не написал по-человечески — «добросовестно»? Ты что, Эдам, совсем охренел? У тебя на самом деле ум за маразм зашел?

Дрожащий, как осиновый лист, «ботаник» все же возразил:

— Понимаешь, я решил, что латинское выражение стилистически хорошо вписывается в реферат по истории.

— Ах, он, видите ли, думал. А подумать, что мне такие выражения в тексте на хрен не нужны — об этом подумать у тебя мозгов не хватило? Неужели не ясно, что мне бы такое и в голову не пришло? — Джоджо сардонически усмехнулся. — А дальше: «рефлекторная акцептация». Охренеть, как завернул! Нет, ну согласись, неужели я не придумал бы, как по-нормальному объяснить, что такое «рефлекторный»? Уж это-то слово я прекрасно знаю. Так он как наехал на меня, как начал грузить — у меня сразу всю память отшибло. «Дайте мне определение!» Да знаю я, что значит это долбаное слово. Не могу я сформулировать определение в таких условиях! Вот ты можешь ни с того, ни с сего дать определение какому-нибудь мудреному слову? Давай-давай, вот эту самую «рефлекторно акцептированную матрицу»! Что, сам не понимаешь, чего написал?

— Ну, «акцептированная» — это же совсем просто. Акцептировать — значит принять, признать, воспринять.

Ну вот опять. Вроде бы жалкий обиженный голосок наподобие мышиного писка, и в то же время так передернул плечами, что становится понятно — только полный болван может не знать таких элементарных вещей. Джоджо готов был придушить Эдама.

— Ладно, насрать мне на это. Ты, Эдам, кинул меня, причем кинул очень серьезно. Слушай признайся: ты что, извращенец? Тебе в кайф, что меня теперь будут во все дыры трахать? Ты же знаешь, что за мудак этот Квот! Таких подлянок накидать может — мало не покажется. В лучшем случае я теперь получу свой кол, и меня не аттестуют по этому курсу. А что дальше — я тебе сейчас объясню: ни один студент, не аттестованный по какому-либо курсу, не имеет права играть за университетскую команду в следующем семестре, а это, сам понимаешь, большая часть сезона Но это еще не все. Если дела пойдут совсем плохо и этот ублюдок действительно упрется рогом, то меня с его подачи вообще могут турнуть из Дьюпонта. Так что сам видишь: перспективы у меня теперь — просто охренеть. Выбирай что хочешь, только учти: от говна говна не ищут! И все это… все из-за тебя, мудила безмозглый!

Умоляющим голосом, — Джоджо почувствовал, что испытывает от этого пусть абсолютно бесполезное, но приятное чувство удовлетворения, — Эдам сказал:

— Перестань, Джоджо, ну что ты на меня разорался. Вспомни лучше, как дело было! Ну давай честно разберемся: во сколько ты мне позвонил и сказал, что тебе нужен реферат? Если забыл, я тебе напомню: дело было почти в полночь! А к десяти утра тебе нужен был реферат на десять страниц! При этом, сам понимаешь, такую работу нельзя просто взять и скатать из учебника! И в Интернете готовый вариант не найдешь! Даже в специальном справочнике такого текста не найдешь! — Эдам все хныкал, хныкал и хныкал, явно намереваясь разжалобить Джоджо рассказом об огромной работе, проделанной им в самые сжатые сроки. — Так что нечего на меня наезжать. Хорошо еще, что я вообще что-то написал, сумел сформулировать хотя бы в таких словах. У меня просто не было ни времени, ни возможности, чтобы сесть и… — очкастый «ботаник» явно пытался подобрать подходящий эвфемизм, — и перевести реферат, используя понятные тебе слова и… идиомы.