— В Аппалачский? Вы из Северной Каролины?

— Да, сэр.

— На каком вы курсе?

— На первом.

Профессор покивал головой, словно обдумывая, как расценить ответ Шарлотты.

— Как я понимаю, у вас был высокий вступительный балл.

— Да, сэр.

Вновь одобрительно покивав, профессор сказал:

— Обычно я стараюсь успеть до Рождества познакомиться со всеми своими студентами лично, но в этом году у нас очень большой поток. В результате, боюсь, я до сих пор не знаю, как вас зовут.

— Шарлотта Симмонс.

Снова уважительный кивок:

— Ну что ж, мисс Симмонс, могу вам дать один совет: если у вас есть такая возможность, продолжайте знакомиться с первоисточниками, даже когда мы доберемся до самой нейрофизиологии как таковой, и не пугайтесь, если некоторые тексты покажутся вам занудными или же просто трудными для понимания.

С этими словами профессор Старлинг приветливо и по-деловому улыбнулся Шарлотте, а потом вернулся к разговору со студентами-старшекурсниками, налетевшими на него с вопросами буквально со всех сторон.

Шарлотта вышла из учебного корпуса и, сама не зная зачем, пошла по направлению к Главному двору. «Он заметил, заметил меня!» — крутилось у нее в голове. Яркие лучи утреннего солнца эффектно высвечивали силуэты готических зданий, окружавших Главный двор, отбрасывая тени, в которых ухоженные дьюпонтские газоны казались еще более мягкими и зелеными, чем обычно. Кроме того, сами здания солнце превратило в сияющие монолиты. Колокола карильона Райденауэр вызванивали «Литанию», и даже не знавшая киплинговского текста, написанного на эту мелодию, Шарлотта восприняла ее как гимн, вдохновляющий на великие дела. Сочные зеленые лужайки, сверкающие стены и башни замков, волнующая музыка — все сегодня словно специально сложилось так, чтобы доставить ей удовольствие. Вперед! Вперед! В плаванье по бескрайним морям науки! Предчувствие познания новых теорий, объясняющих устройство мира, и тот факт, что кто-то из великих заметил ее, обратил на нее свой благосклонный взгляд, — все это вместе буквально пьянило Шарлотту.

В это прекрасное солнечное утро, под этим бескрайним, безоблачным голубым небом, здесь, среди великолепия старинного дьюпонтского университетского городка, ей вдруг пришло в голову… «Да! Вот она, настоящая жизнь… вот оно, торжество разума, и я… живу этой жизнью!»

Шарлотта совершенно иначе посмотрела на других студентов, которые сидели на лужайках или шли по своим делам через Главный двор. А ведь и вправду — я одна из них, из тех, кого называют новым поколением американской «элиты»! Там, дома, в Спарте, все знали ее как «девочку, которая поступает в Дьюпонт». Здесь, в Дьюпонте, ее еще тоже должны узнать, дайте только время… ее узнают… Как именно она здесь прославится, Шарлотта пока еще сама не представляла, но перспективы перед ней вырисовывались самые радужные… Со всех сторон ее окружали чужие люди. Здесь, в Главном дворе университета, слонялись без дела или спешили куда-то, отдыхали на травке или бежали по своим делам парни и девушки, которые, например, могли болтать по мобильнику, вообще не задумываясь, сколько стоит это удовольствие, поскольку их родителям ничего не стоило оплатить любой счет своих ненаглядных детишек, так же как и само их пребывание среди всей этой роскошной среднеанглийской готической архитектуры. Плюс, конечно, сознание того, что они принадлежат к элитной группе американской молодежи — да что там, молодежи всего мира! — поступившей в Дьюпонт. Все эти 6200 студентов, беззаботно наслаждавшихся сейчас хорошей погодой, — ну, или, по крайней мере, большинство из них, — в силу своего невежества совершенно не подозревают, что они всего лишь ничтожные, случайно наделенные сознанием, брошенные кем-то камушки… А я, в отличие от них, — Шарлотта Симмонс.

Эта мысль заставила само солнце светить ярче. Шарлотта уже пересекла Главный двор, но ощущение чуда не покидало ее. Все вокруг было таким невероятно красивым: прекрасные газоны, игра солнечных лучей в кронах деревьев, шелест листьев на легком ветерке! Золото и разные оттенки зеленого — от этого сочетания у Шарлотты голова шла кругом. Сама она направлялась в колледж Бриггс… и, к ее удивлению, даже Бриггс, обычно казавшийся бельмом на глазу, островком безвкусицы на карте аристократического Дьюпонта, сегодня выглядел как-то необычно: в солнечных лучах по-особому заиграли тени арок и глубоких окон-глазниц… Восхитительная игра света и тени превращала даже не слишком удачное с точки зрения архитектуры сооружение едва ли не в шедевр. На ступеньках главного входа расположилась группа студентов: человек пять парней и девушка. Один из них, длинный парень с копной кудрявых волос, стоял перед рассевшейся возле него прямо на ступеньках компанией и, энергично жестикулируя, что-то рассказывал остальным. Что ж, тусовка как тусовка, подумала Шарлотта, но вдруг совершенно непроизвольно ее взгляд задержался на этой группе. Если она не ошиблась, один из парней, сидевших на ступеньках, был ей знаком. А не тот ли это тип, который на днях свалился с беговой дорожки в спортзале? Ну да, точно, Эдам.

Получилось так, что как раз в эту секунду Грег Фиоре, стоявший перед своими друзьями, коллегами и в то же время подчиненными, втолковывал Эдаму:

— Достал ты уже меня с этой своей историей о минете! Нашел тоже, о чем писать. Скажите, какая сенсация! Минет и мордобой. Сколько раз тебе повторять: ну не нужны нам байки о том, что, может быть, случилось… а может, и не случилось прошлой весной. Все, кому интересно, уже обсудили этот случай… то есть сплетню… еще в самом начале учебного года Ничего нового у нас нет — никаких подробностей, никаких свидетельств. А самое главное, пойми, Эдам, — это уже не новость.

Эдам прекрасно понимал, что раскручивает эту историю на свой страх и риск, без одобрения главного редактора — как же, получишь у него одобрение, — и знал, что в ближайшее время весь материал собран еще не будет. Тем не менее раскопал он уже многое и отступать ни за что не собирался.

— Грег, ты меня или не слышишь, или не слушаешь. Я тебе повторяю: я записал на пленку рассказ непосредственных действующих лиц — двух участников, въезжаешь? Только это строго entre nous,[19]ладно? Один из них — это сам Хойт Торп. Он мне позвонил! Я ему оставил телефон, и он сам позвонил мне. Хойту очень хочется, чтобы все об этом знали, но при этом он не хочет, чтобы мы указывали его в качестве источника. Это номер первый. А теперь переходим ко второму: помнишь, я уже говорил, что раскопал, как зовут этого губернаторского телохранителя? Его тогда сразу увезли в госпиталь в Филадельфию, так что искать его в списках пациентов больниц Честера было бесполезно. Ну вот, а я все-таки выяснил, кто это был, и разыскал его! Я с ним уже поговорил! Парень работал в государственной охранной службе штата Калифорния. Вот только его оттуда турнули, и зол он на свое начальство, как черт. И охранник, кстати, считает, будто все из-за того, что какая-то паршивая газетенка докопалась до этой истории. Обойдись все без лишнего шума — и никто увольнять бы его не стал. А теперь скажи-ка мне, как ты думаешь, что это за «паршивая газетенка» и кто ее самый пронырливый журналист?