Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я – мужчина, и никакого иного состояния или взгляда на жизнь у меня нет и не было. У «настоящих» писателей, говорят, бывает иначе. Я не про патологии, я про «Мадам Бовари – это я». Так сказал Гюстав Флобер о придуманной им героине. То есть настоящий писатель способен перевоплотиться в женщину до такой степени, что описываемые им чувства и ощущения реальным женщинами признаются как абсолютно точные. В этой связи можно вспомнить, наверное, почти всех классиков мировой литературы: от Льва Толстого, Шекспира и Диккенса до Мопассана, Чехова и многих других. Я писатель «ненастоящий», и моя неспособность (впрочем, я никогда этого не пробовал: может, это еще случится?) чувствовать себя женщиной и писать от ее лица – простительна.
Мне кажется, что мужчиной быть очень хорошо, а женщиной – как-то не очень… Они мне кажутся слишком зависимыми: они – объекты, а не субъекты. Я, разумеется, знаю: есть такие бой-бабы, что хоть в генералы. Но большинство женщин все-таки – объекты, и в этом их сила: их – хотят, но выбирают – они. То есть вроде бы и объект, но с правом отказа.
Но главное в женщине не это, не «быть объектом». (Гляди-ка, пишет главку «Мужчина», а думает-то о бабах… Типичный мужик! Может быть, даже сексист!) Главное – с точки зрения отношений с мужчиной – уметь создавать и поддерживать в мужчине состояние… мужчины. Не в сексуально-физиологическом отношении, а в психологическом. Женщина дарит мужчине не столько саму себя, сколько его собственное психологическое состояние, в котором он чувствует себя мужчиной – и сильным, и смелым, и умным, и красивым, и благородным, и жертвенным… Сам мужчина всего этого обрести не может, даже если он конченый эгоист-нарциссист. «Настоящим» мужчина становится только тогда, когда необходимые магические действия произвела женщина.
Муза
Муза, творчество, вдохновение…
Для человека пишущего, сочиняющего – очень важные вещи. И сказано об этом немало, хотя после Пушкина можно было бы уже и не писать ничего: «Веленью божию, о муза, будь послушна, обиды не страшась, не требуя венца; хвалу и клевету приемли равнодушно, и не оспоривай глупца».
Сколько поколений утешало себя этими строками. И я – тоже среди них.
Прагматичный мир соединяет людей, как правило, под воздействием смеси из чувств и рациональных соображений. Чувства со временем чаще всего приходят в некое стационарное состояние, мало – вернее, пассивно – влияющее на повседневность. Прагматика же либо подпитывается материальными факторами разного рода, либо отношения разрушаются.
Если творческий человек не обретает среди самых близких людей – жена, муж, дети, – того чувства, которое несет в себе пресловутая Муза, то он либо находит Музу «на стороне» – и семья переходит в режим разрушения, либо сохраняет семью – и тогда разрушается Творчество.
Творчество при этом может умереть полностью, но может и мутировать в какой-то иной, неполнокровный вид. Строки Пушкина именно в этом случае позволяют продолжать существовать, что-то сочинять, во что-то верить…
Трудно при этом не грустить, не думать о том, сколько ты мог бы сделать и каким бы вдохновенным, талантливым было бы это, если б «огонь творчества» поддерживался Музой. Муза – это не обязательно любовница. Это может быть и некий образ, созданный почти на ровном месте воображением – впрочем, такой случай (Беатриче – Данте), быть может, один-единственный в истории. Большинству людей нужны все-таки осязаемые проявления: слова, прикосновения, взгляд, улыбка…
Если твои книги не читают твои близкие, ты никогда не ощутишь себя полностью счастливым. Даже большой читательский успех не заменит того драгоценного чувства признания, полноты жизни, какое могут дать жена/муж и дети.
Так что, дорогие читатели, если вам случилось жить рядом с творческим – в широком смысле – человеком, то не скупитесь на искреннее внимание к его делам, на похвалы. Читайте им/ею написанное, сопереживайте, вживайтесь в им/ею создаваемые миры и образы. Не стремитесь стать для близкого человека «суровым умным критиком» – этого ему в избытке предоставят другие; не стремитесь показать свой ум и свою «тоже талантливость», реагируя на его творчество: это разъедает, а не соединяет. И это не поддакивание, не снисходительное потакание слабостям, а целительная, вдохновляющая сила любви.
Вам же воздастся сторицей.
Музыка
См. также Пение. Встретить человека, не любящего музыку, довольно сложно: музыку любят почти все. Разумеется, у каждого свои вкусы и предпочтения. Они могут настолько отличаться, что не каждый сочтет музыкой те звуки, которые другому приятны.
Какие звуки считать музыкой, а какие – просто шумом или чем-то еще, люди, в общем, договорились, хотя разногласия и остаются.
Видимо, основным отличием музыки от никак не организованных звуков является наличие ритма. Поэтому простое ритмичное постукивание одним предметом о другой, похлопывание или притоптывание, а также звуки работы механического устройства довольно многие полагают возможным считать музыкальной формой. Большинство, однако, настаивает на том, что из всего сонмища звуков можно выделить специфические, довольно точно идентифицируемые как музыкальные. Музыкальные звуки имеют определенную частоту колебаний, различную тембральную окраску и не должны быть слишком громкими – во всяком случае, не должны достигать болевого порога. Ритмически организованные музыкальные звуки вкупе с интервалами тишины и есть музыка – в этом контексте тишина тоже становится частью музыки.
Разумеется, этот формальный аспект – что есть музыка и музыкальные звуки, а что – просто шум – представляет лишь академический интерес. А что же представляет простой, человеческий интерес, то, ради чего люди слушают музыку? Обычный ответ: для настроения. Музыка создает настроение, то есть формирует внутри каждого слушателя эмоции. Какие эмоции? А вот тут начинаются разногласия и разночтения. Потому что отклик каждого из нас на одну и ту же музыку индивидуален. Индивидуален настолько, что его может не быть вообще,