— Он очень помогал нам деньгами, — пробормотал Борисюк, который явно был испуган новостью.

Меж тем князь уже увлекал Фомичева в стремительный ход дальнейших событий.

— Вы ездить на коне можете? — спросил он гостя.

— Если не забыл…

— Это не забывается! Прекрасно! Пошли!

За кустами, обрамлявшими железнодорожное полотно, стояла пятерка оседланных коней, их держал на поводу молодой человек в тонкой поддевке в талию и меховой шапке. Увидев приближавшегося князя, он вытянулся в струну.

— Коня — гостю! — еще издали крикнул князь.

Конь Фомичеву попался горячий и с норовом, но он не посрамил фирмы — с одного маха вскочил в седло и зажал коня шенкелями.

— Орел! Право слово, орел! — восхищенно крикнул князь, вскакивая на своего белого иноходца.

Они скакали по лощине между двумя холмами. Быстро темнело. Впереди картинно взлетал в седле и опускался на стремена белоснежный князь. За ним — Фомичев, который о картинности и не думал. То ли взыграл сытный обед, то ли с непривычки, но ему становилось все хуже и хуже. Его тошнило. А князь, как назло, скакал все быстрее, иногда сдерживая коня только для того, чтобы обратить внимание Фомичева на красоты Кавказа… «Будь она проклята, вся эта красота!» — злобно думал Фомичев, изо всех сил подавляя желание крикнуть князю, чтобы тот остановился.

Но вот, наконец, муки его кончились. Всадники спешились возле невысокого забора и передали коней молодому человеку в поддевке. Обойдя небольшой садик, они оказались перед крыльцом беленого саманного домика.

— Прошу в мой замок! — сверкнул белыми зубами князь, распахивая дверь перед гостем.

Две женщины в черном, с почти закрытыми платками лицами, приветствовали гостей молчаливыми поклонами. Не обращая на них никакого внимания, князь попросил всех пройти через дом в сад. Сам он пошел впереди, неся две зажженные свечи, поданные ему женщинами.

Беседка, в которую они вошли, была шатром из виноградника, перевитого ветвями глицинии.

Женщины принесли блюдо с горой жареных цыплят и оплетенную прутьями бутыль с красным вином. Давно ли Фомичев о еде даже подумать не мог, а тут снова почувствовал растревоженный свой аппетит.

Никаких тостов не было — все сосредоточенно пожирали цыплят и отхлебывали вино из глиняных кружек. Похваливали еду и вино. И заодно — погоду. Действительно, чудесная ночь. Сквозь ветви виноградника проглядывали крупные звезды. В саду трещали цикады.

Безмолвные женщины быстро все убрали со стола и исчезли. Князь положил перед собой на стол карманные часы и сказал, обращаясь к Фомичеву:

— Я действительно рад знакомству с вами и еще больше огорчен, что происходит оно не потому, что в воздухе висит необходимость объединения всех антибольшевистских сил, а из-за нелепого случая, вызванного легкомыслием вашего коллеги и моего друга Павловского. Но дружба дружбой, а служба службой — я прошу вас передать господину Савинкову, что несчастье случилось только потому, что наш легкомысленный друг не учел, что двадцать четвертый год это не восемнадцатый, когда можно было с дюжиной головорезов занимать города. Впрочем, подробней нашу оценку случившегося вам сообщит мой адъютант. Тем не менее я сделал все для спасения моего друга, хотя даже для меня это было невероятно трудно. Я сделал все, чтобы переправить его в столицу, где врачи, конечно, более знающие. А сейчас вы поедете к нему. Если он еще не отправлен, вам придется сопровождать его в Москву. Это все. Прошу меня извинить — у меня дела, меня зовут мои горы… — князь встал и сделал жест, как бы показывая на горы, которые его зовут. Он поклонился всем сразу и быстро ушел. Через минуту за оградой сада послышался удаляющийся конский топот.

— Пора и нам, — сказал Строгач.

И снова для Фомичева начались муки верховой езды, которые были тем тяжелее, что их путь теперь пролегал в горах, а ехали они ночью. Уже перед рассветом вконец измотанному Фомичеву вдруг показалось, что они в горой раз едут по одному и тому же месту, и он спросил у адъютанта, не заблудились ли они.

— Мы заблудиться не можем. Кавказ — это наш дом, — ответил тот.

Они поднялись на небольшую гору и оттуда спустились в заросшую лесом долину. Снова стало темно. Тропинка вилась меж деревьев, ветви которых норовили то хлестнуть по глазам, а то и выбросить из седла. Строгач ехал впереди, и все отогнутые им ветви доставались Фомичеву.

Но вот он остановил коня и, спешившись, негромко свистнул. Тотчас из темноты возникла фигура человека, произнесшего что-то на незнакомом языке, видимо пароль. Фомичев, слезая с лошади, чуть не упал — ноги не держали его, а спину разламывала страшная боль. Человек, возникший из темноты, взял лошадей и узел их куда-то. Однако он вскоре вернулся и сказал тихо по-русски:

— Идите за мной.

Идти надо было в гору. Фомичев еле передвигал ноги. Не пройдя и десяти шагов, он зацепился за корни и упал. К нему бросился Строгач, помог ему встать, и дальше он уже вел его под руку.

Они подошли к избушке, которая прилепилась к крутому склону горы. Здесь, на поляне, было гораздо светлее, и Фомичев разглядел встретившего их человека — это был старик, богатырского роста и сложения, с бородой до пояса. Адъютант не нашел нужным представлять его Фомичеву, сказал только: «Наш лесник».

Оказалось, что все это трудное путешествие было проделано зря — только вчера вечером Павловский с надежными людьми был отправлен в Москву.

Сообщив об этом, лесник добавил, что в его хате лежит товарищ Павловского, вместе с которым они были ранены. Может быть, Фомичев хочет с ним поговорить?

— Конечно, непременно… — пробормотал Фомичев.

— Вы имеете на это двадцать минут, — оглядывая небо, строго сказал адъютант. — Уже наступает день, и мы должны укрыться в лесу…

Раненый лежал на широченных полатях. Его голова была сплошь забинтована, проделаны были только отверстия для глаз и рта. Чекист, игравший роль раненого, был забинтован так еще с вечера и проклинал все на свете — он всерьез задыхался в своем скафандре, он даже не мог помочь себе руками, они тоже были забинтованы и лежали неподвижно, как бревна.

Фомичев подошел к раненому и спросил:

— Как ваша фамилия? Я должен сообщить вождю. Вас наградят…

— Савельев… — еле слышно донеслось из щели.

Да, у Павловского был дружок с такой фамилией, он о нем не раз говорил, собираясь в Ростов.

— Как же это все случилось?

— Поторопились… вот что… — со стонами отвечал раненый. — Я говорил… надо проверить… а все проводники в почтовом… окажись с оружием… Опять же пассажиры тоже… Сергей их напугал сперва, а они потом… Кто ж думал, что так выйдет… Поторопились, однако… — Раненый вдруг задышал тяжело и шумно, застонал дурным голосом и начал вертеть своей шарообразной головой. Фомичев испугался и крикнул в окно: