Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он затащил ее в комнату, возмущенно зашептал:
— Вы совсем съехали с ума, мамзель, или с вами это случается?
— Я не вовремя? — удивилась Миха.
— Ко мне вовремя, а к тем, кто пасет вас, совсем уже некстати, — Иловайский подвел ее к окну, показал на парочку во дворе. — Вы видите этих грызунов?.. Думаете, они целуются? Нет, они ждут, когда появитесь вы, чтобы закончить надоевшее им дело!
— Я за паспортами, — торопливым шепотом произнесла гостья.
— А я решил, что вы уже за бедным Яшей, который ждет подобную красотку всю свою жизнь, — он покопался в выдвижном ящике стола, нашел наконец нужных три документа, отдал девушке. — К вам и вашей мамочке имела серьезный интерес одна дама, которая усиленно называла себя родственницей. Вы на самом деле имеете таких профур в родственниках?
— В Одессе у нас нет родственников.
— Вы так считаете?
— Я знаю.
— Печальное заблуждение. Здесь, уважаемая мамзель, у вас половина города родственников. Просто одни об этом не знают, другие боятся признаться.
— Буду иметь в виду, — нервно засмеялась Миха.
— Имейте, только никому об этом не рассказывайте. Иначе от желающих взять у вас денег просто не будет отбоя. — Иловайский подвел ее к занавеске, закрывающей какой-то проем, объяснил: — Вы заходили в мой дом как обычная дамочка, а выходить будете как королевская особа — гордо и незаметно.
— И куда я выйду?
— В Одессе не говорят «куда» — иначе будет неприятность или вам, или тарантасу. Вы выйдете в то место, где немало людей, зато никто из них не будет обращать на вас свое внимание.
Михелина юркнула за занавеску. Яша поправил ее, подошел к окну, чтобы взглянуть на ситуацию, и увидел, как во двор вкатилась пролетка с пятью полицейскими, которые слетели на землю и немедленно бросились на второй этаж в сторону его комнаты.
— О, зохен вей! — закатил глаза к потолку Иловайский. — Зачем ты посылаешь мне не того, кого я жду, а совсем разных по одежде и половым признакам?!
Михелина тем временем открыла неприметную дверь и оказалась как раз в том месте, где ее высадила пролетка. Она привычно огляделась и направилась в сторону перекрестка, где кучковались в ожидании клиентов извозчики.
…Били Яшу палками по пяткам. Он лежал в обшарпанной комнате на длинной деревянной скамейке животом вниз, изо всех сил цеплялся ногтями за ее ножки, скрипел зубами, негромко стонал, не в состоянии вытереть кровавые пузыри, выступающие на его губах.
Рядом стоял «жених», наблюдавший за экзекуцией, ждал, когда здоровенный надсмотрщик закончит считать количество ударов.
— Десять, — произнес наконец тот, смахивая пот со лба.
— Уважаемый, — простонал Иловайский, — кажется, вы одного удара таки не досчитались.
«Жених» подошел к нему, подцепил пальцем подбородок.
— Снова повторяю вопрос, Яша… На чьи имена были выписаны паспорта воровок?
— Если б я все помнил, я бы не жил на Молдаванке, а давно женился бы на английской королеве и вы служили бы у меня садовником. Чтоб я мог вам не только щекотать по пяткам, но также срезать ногти на всех ногах!
«Жених» взглянул на надзирателя, кивнул.
— Пять палок.
— Теряете ресурс, уважаемый, — попытался улыбнуться Яша. — Бейте все десять, чтоб Яша уснул быстро и навсегда.
Камера, в которой находился банкир Крук, была выкрашена в белый цвет. Все остальное здесь было также белым — нары, постельное белье, вмонтированный в пол столик. Даже решетки на окнах и то были белыми. Три лампы, освещающие камеру, светили невыносимо ярко.
Когда полицмейстер Соболев в сопровождении конвоира явился в камеру, банкир сидел за столиком, бессмысленно уставившись красными глазами на довольно успешно склеенные фотографии Соньки и Михелины. Тут же стоял пузырек с клеем.
— Доброго здоровья, Юрий Петрович, — бодро поздоровался полицмейстер. — Как наше драгоценное?
Крук взглянул на него, не ответил, перевел глаза на фотографии.
— Ступай, — махнул Аркадий Алексеевич конвоиру и, когда тот исчез, шагнул к Круку поближе. Взял склеенные фотографии, поцокал языком. — Молодцом, Юрий Петрович… Прям как новенькие! Молодцом!
Банкир поднял руки, показал опухшие, с кровоподтеками пальцы.
— Что это? — спросил полицмейстер.
— Учили, как правильно клеить фотографии.
— Кто посмел? За что?
— За то, что плохо получалось.
— Ну, изуверы! — возмутился Соболев. — Им это с рук не сойдет! По морде определите, кто больше всего старался?
Крук посмотрел на него с тихой ненавистью и произнес:
— Я подам на вас в суд!
— И правильно поступите! — полицмейстер опустился на нары. — Какой же я начальник, ежели позволяю подчиненным так издеваться над живым человеком?! Судить меня нужно и гнать взашей с должности!
Затем поинтересовался:
— Свет не шибко мешает?
— Распорядитесь выключить. Иначе тронусь умом.
— Ну, варвары! — снова возмутился Аркадий Алексеевич. Подошел к двери, крикнул: — Погасите свет, идолы!.. И больше не включать!
Свет почти мгновенно погас, в камере стало непривычно сумрачно, почти темно.
— Ничего не вижу, — сказал Крук.
— Обвыкнетесь, это с непривычки, — успокоил полицмейстер и снова сел на нары. — Хорошая новость для вас, Юрий Петрович.
— Предоставите свидание с мадемуазель?
— Этого пока не будет. Зато мы освобождаем вас.
— А что с мадемуазель?
— Вы даже не обрадовались?
— Меня интересует мадемуазель.
— С нею проводятся следственные действия. Вы же свободны и можете поступать сообразно вашим желаниям, вплоть до подачи на меня в суд.
— За этим не заржавеет.
— Опять же ваше право. Но перед этим я намерен устроить вам свидание с неким господином, после чего ваше отношение к даме сердца, возможно, несколько подкорректируется.
Андрей находился в одной из комнат свиданий управления, когда сюда вошел Крук, а следом за ним переступил порог следователь Конюшев.
Князь поднялся, удивленно посмотрел на вошедших.
— Здравствуйте, князь, — поздоровался Сергей Иванович и представился: — Следователь Конюшев.
— По-моему, мы как-то встречались, — вспомнил тот.
— Да, я однажды имел удовольствие общаться с вами и вашей кузиной, — ответил следователь. — Надеюсь, у вас остались также самые приятные воспоминания?
— Приятнее некуда… Вы теперь служите в Одессе?