Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одном месте он остановился, чтобы купить мороженое, полез в брючный карман, достал несколько монет, протянул продавщице.
Получив завернутый в бумажку брикет, двинулся дальше, с удовольствием откусывая холодные куски и не обращая внимания на двух филеров, следующих за ним.
По противоположной стороне Дерибасовской продвигались «жених» и Груня, также не сводя глаз с вора.
Полицмейстер южного города был гостеприимен и любезен. Сидел на кожаном диване напротив князя Андрея, прихлебывал чай, смотрел на гостя с интересом и удовольствием. Тот был напряжен, собран, сдержан.
— Полагаю, вы получили сообщение о моем приезде в Одессу? — спросил князь.
— Вы в этом сомневаетесь?
— Спрашиваю.
— Получил. Вы прибыли со своей кузиной?
— Да, она моя благодетельница и защитница.
— Удачно разместились?
— Пока никак. С поезда я направился прямо в управление.
— Основная цель вашего приезда?
— В шифровке об этом не сказано?
— Я хочу услышать от вас.
— Встретиться с девушкой, которую я люблю.
— То есть с воровкой?
— Для вас она воровка, для меня — любимая девушка.
Соболев вытер салфеткой усы и поинтересовался:
— Каким образом вы представляете эту встречу?
— Я вас не понимаю.
— Где, при каких обстоятельствах вы намерены встретиться со своей возлюбленной?
— Где — значения не имеет. Мне важно просто увидеть ее.
— Вам известно, что она и ее мать Сонька Золотая Ручка задержаны? Они в тюрьме. Под следствием!
— Я готов проследовать в любое место. И крайне рассчитываю на вашу благосклонность.
Аркадий Алексеевич глубоко вздохнул.
— Вам сколько лет, князь?
— Вы станете читать мне мораль, ваше высокородие?
— Нет, не стану. И все-таки… Вы из почитаемой семьи, прошли войну, получили полного Георгия… Воровка! Понимаете, воровка! А на ее матери вообще ставить меток негде!
Андрей, опершись о трость, поднялся.
— Я прошу, ваше высокородие, дальше не продолжать. Позвольте откланяться.
Полицмейстер снисходительно посмотрел на него, кивнул на кресло:
— Присядьте. Разговор не окончен.
Тот нехотя занял прежнее место, продолжая держать трость в руке, чтобы в любой момент уйти.
— В камеру пустить я вас не могу, — сказал Соболев. — Не положено. Свидание возможно только после завершения следственных действий.
— Сколько они продлятся?
— Сказать определенно не могу. Может, неделю, а может, и месяц.
— Я готов ждать.
Полицмейстер с трудом поднялся с дивана, прошелся из угла в угол.
— Просьба, князь: не распускать нервы, не устраивать истерик. Поговорим как мужчина с мужчиной.
Андрей молчал.
— Вам известно о романе вашей возлюбленной с поручиком Гончаровым, который случился на Сахалине?
— Не верю. Вранье.
— Она ждала от поручика ребенка.
— Она родила?
— Пока нет.
— То есть она беременна?
— Да, беременна! — с заминкой ответил Соболев.
— И вы содержите беременную девушку в камере?
— При тюрьме есть госпиталь.
— Это недопустимое обращение с женщиной, ждущей ребенка!
— Она подследственная!
— Прежде всего она женщина! И относиться к ней следует сообразно высшей морали!
— Для вас она женщина, для нас — преступница. А мораль для преступников определяется законом!
— Я буду писать жалобу на имя государя!
— Ваше право.
Видя состояние князя, полицмейстер участливо поинтересовался:
— Бокал холодного одесского вина не желаете?
— Не пью! — Андрей уставился на чиновника немигающими глазами. — По-человечески… как мужчина мужчину… позвольте мне проведать мадемуазель.
— Понимаю, князь, сострадаю, даже сочувствую, но ничего сделать не могу. Не положено.
— Это ваше последнее слово?
— На сегодня — да.
— А на завтра?
— На завтра? — переспросил Аркадий Алексеевич. — Завтра я постараюсь преподнести вам некий сюрприз, который, думаю, расставит все точки над «і».
— Вы все-таки предоставите мне возможность встретиться с Михелиной?
— Я предоставлю вам возможность встретиться с одним господином, который поведает кое-что весьма интересное о вашей избраннице.
— С господином поручиком?
— С Гончаровым?.. Шутите, дорогой! Мне даже не известно, жив ли он. С другим господином, который также имел приключение с мадемуазель.
Сонька и Михелина вышли на улицу, к ним тут же подкатил дежуривший возле гостинички извозчик, весело поинтересовался:
— Где дамочки желают?
Барышни уселись, Сонька распорядилась:
— Гони в центр!.. На Дерибасовскую!
Пролетка прытко застучала по булыжнику.
От скорости было не так жарко, ветер несильно задувал в лицо, играл прядями волос, сквозь зелень иногда проскакивало море.
Михелина прижималась к матери, заглядывала в глаза, улыбалась.
— Все хорошо, мам?
— Хорошо, — задумчиво кивнула та.
— Нет, правда!.. Представляешь, по Одессе едет знаменитая Сонька Золотая Ручка, а об этом никто даже не догадывается. Нет, ты представляешь?
— Слава богу, что не догадываются.
Спустя полчаса они уже шагали по Дерибасовской, в каком-то магазинчике накупили круассанов, с удовольствием поглощали их, что-то шептали друг другу, смеялись.
По пути заглянули в модный магазин одежды, капризно перебрали выставленные платья и костюмы, ничего стоящего не нашли, вышли оттуда и вдруг…
Первой Михеля увидела Михелина. Замерла, заставила мать отступить назад в магазин.
— Сонь, глянь.
Теперь Михеля увидела и воровка.
Он двигался им навстречу. Доставал из бумажного кулька вишни, выплевывал косточки прямо под ноги, водил головой, внимательно всматриваясь в прохожих, то улыбаясь, то хмурясь.
Следом за ним в десяти шагах толкались два филера.
— Чего он такой? — прошептала Михелина. — Может, выпил?
— Не похоже, — ответила Сонька. — Больше как дурной.