сверился с записью в блокноте капитана.

«Моей вины нет. Они встали на пути. Сами подгадали свою смерть», — отмахнулся он от навязчивой мысли о двух трупах, лежащих за спиной.

Щёлкнул тангетой.

— Я — «Ладога-тринадцать». Я — «Ладога-тринадцать». Внимание — «Ветер»! Всем, кто слышит меня, «Ветер»! Старый Арбат, Сивцев вражек, нападение на патруль. Группа неизвестных, до десяти человек, вооружены автоматическим оружием. Веду бой. Я — «Ладога-тринадцать», приём!

Отбросил шлемофон. Положил на колени автомат.

«Сами виноваты, что у меня всё получилось. Оружие в городе почти у каждого, а БТР — самый незаметный автомобиль».

Эфир уже взорвался, затараторил разными голосами.

Максимов ухмыльнулся: «Забегали, черти!»

Старые львы

Порыв ледяного ветра вырвал из пальцев сигарету.

Владислав захлопал себя по груди, красный светлячок унёсся в темноту.

— Ёпт! — выругался Владислав.

Поднял взгляд на окна подъезда. На площадке второго этажа появилась фигура крупного мужчины.

«Старостин. Мой ещё не вышел».

В переулок ворвался рёв мощных движков.

Владислав рывком развернулся.

Из темноты на них неслась, матово отсвечивая хищным телом, стальная громадина.

Он что было сил грохнул по капоту. За запотевшим стеклом мелькнули белые пятна лиц.

— К машине! — заорал Владислав. — Стре-ля-яй!!

Но уже заскрежетал, разрываемый страшным ударом, металл. Первый джип подняло на дыбы и опрокинуло на стоящую впереди машину.

Он застыл на месте. А груду искорёженного металла неудержимо волокло на них.

Из толстого ствола, торчащего из башни БТРа, выплюнуло огонь.

Жёсткая сила подхватила Владислава и отбросила в сторону.

Летел медленно, как во сне, судорожно хватая непослушными руками ледяную пустоту…

Странник

Максимов перебросил тело с водительского сиденья, намертво вцепился в ручки управления пулемётом, сбил стопор. Весь сжался, готовясь к удару.

Машина подпрыгнула, снаружи раздался оглушительный скрежет, жалобная капель, крошащегося стекла, а потом истошный человеческий крик.

Палец вдавил кнопку на левой ручке. Пулемёт ожил, забился, глухими толчками выплёвывая дым, гильзы забарабанили по броне.

Стальной таран, подмяв под себя искорёженные машины, замедлил ход.

Максимов шарахнулся от к борту, плечом выбил люк верхний люк, выскочил на броню.

Козырёк подъезда, как и рассчитал, был совсем рядом.

Они ещё не опомнились, но он успел заметить движение возле пары уцелевших машин и выстрелил в их сторону из подствольника.

Раньше, чем яркая вспышка разорвала темноту, он прыгнул на козырёк…

Фараон

Салин почему-то задержался в прихожей.

Старостин, шагнув через порог первым, хотел было вернуться, но остановил себя. Усмехнулся.

«Суеверным ты стал, Иван! Нет, действительно, боюсь сглазить».

Щека ещё хранила нежное прикосновение губ Ники.

«Видел бы себя Салин в зеркало, рожу от зависти повело! Пусть завидует. Кто смел, тот и съел. А его я сейчас схарчу. Прямо в машине. Так в лоб и спрошу: со мной или без меня. Если мужик, поедем в «берлогу». Там своих «зубров» и прижму, сил сейчас хватит. Салина сделаю премьером «теневого кабинета». Пусть только вякнут! А утром начнём брать власть всерьёз.

А если у него кишка тонка, пусть катится к чертям собачьим, задним умом все смелые. Таких нам не надо. Через неделю от них только брызги полетят, передавлю, сук, как клопов.

Поплыл Салин, поплыл. Вон даже кейс забыл прихватить. Но удар держит. Сердцем чую, не играет он, нет, не играет. Может, он единственный из них с мозгами… Нифига себе!»

Он вздрогнул, услышав грохот на улице.

В окном проёме в искрах разлетающихся осколков стекла, подсвеченная сзади полыхнувшим на улице огнём, выросла чёрная фигура.

«Ника!» И вместо того, чтобы прыгнуть в квартиру, спасая себя, Старостин плотно, до щелчка закрыл дверь. Заторможенно развернулся на выстрел.

За мгновенье до выстрела холод стиснул сердце, и он накрыл его ладонью.

Первая пуля пробила кисть и, жадно чавкнув, врезалась в тело…

Старые львы

Владислав вскочил на ноги. Уши заложило, полы плаща обгорели.

Яркие языки пламени вырывались из покорёженных машин, отражались в чёрных стёклах домов. Острый нос БТРа, подсвеченный снизу огнём, смотрелся страшно, как морда вынырнувшей акулы.

Сквозь вой огня он слышал крики горящих в машинах людей. Старостинская охрана так и не успела выскочить из машин.

Владислав нагнулся за выпавшей рацией.

И в это миг ухнуло. Окна квартиры, где сидела «тревожка» вспучило, а потом разметало ослепительным брызгами.

«Подствольником — в дверь, сука!»

Он упал на землю, закрылся от летящих осколков.

Что-то орал в рацию, но всё уже было бесполезно. Уже грохотали выстрелы, куда и кто стрелял, он так и не понял.

Со стороны Гоголевского по улице ударил ослепительный сноп света. И вслед за ним надсадно ударил крупнокалиберный пулемёт. Сзади, из-за угла дома вырвались яркие цепочки трассеров. Вой рикошетящих от стен пуль, крики команд, стоны раненых, жалобные всхлипы трескающихся стёкол…

Владислав подтянул колени и закрыл голову руками…

Вынырнувший из темноты солдат ударом ноги перевернул его и разрядил в грудь оставшиеся в рожке патроны…

Старые львы

Салин на четвереньках вполз в гостиную. Ветер врывался сквозь разбитые стёкла. В воздухе ошалелыми белыми птицами носились клочки бумаги, вырванными из расстрелянных книг. Весь ковёр был усыпан осколками стекла, он полз, не замечая саднящей боли в ладонях. В стену гулко бились пули, будто кто-то ловко, с одного удара вгонял в неё гвозди.

Ника лежала, широко разметав руки, подтянув под себя левую ногу. Так спят только уставшие дети. Рухнув в сон.

Одна рука Ники была неестественно заломлена, пальцы ещё сжимали ручку его кейса, из его распахнутого нутра вывалились листы бумаги, до пояса укутав её тело, правой она распахнула халат на груди.

Между двух иссиня-чёрных сосков пульсировал красный родничок.