вытеснявшей с рынка виниловые пластинки. Непоправимый урон компакт-дискам нанесли интернет-технологии: сначала файлообменники, позволявшие бесплатно обмениваться музыкальными записями, а потом стриминг, узаконивший практику прослушивания музыки онлайн.

Но, во-первых, в Германии, где базируется лейбл Deutsche Grammophon, темпы спада медленнее общемировых: в 2015 году, согласно отчету Международной федерации производителей фонограмм, 60 % продаж все еще приходилось на физические носители. А во-вторых, как показывает исследование Nielsen Music, поклонники классической музыки отрекаются от компакт-диска в пользу онлайн-форматов куда менее охотно, чем, например, публика, интересующаяся поп-музыкой. Даже в США, откуда чаще всего приходят разнообразные технологические новшества, в том числе стриминг, в 2015-м 45 % записей под вывеской «classical» были проданы на физических носителях.

Коробка с историей Deutsche Grammophon на 120 дисках — вовсе не безнадежное финансовое предприятие. Вне зависимости от текущих сложностей, знаменитый лейбл просто-напросто заслуживает ретроспективы. К тому же на протяжении долгих лет попадание в каталог Deutsche Grammophon было пределом мечтаний музыкантов, знаком их принадлежности к высшей профессиональной касте — а пластинки и компакт-диски с узнаваемым желтым логотипом-картушем на обложке были синонимом безупречного качества. Вместе с другими компаниями — например, Columbia и RCA Victor в США, Decca и EMI в Великобритании, Philips в Нидерландах — немецкий лейбл писал историю музыки XX века. Историю того периода, когда в привычной для истории музыки цепочке «композитор — исполнитель — слушатель» впервые стало так много значить еще одно звено: издатель.

Логотип лейбла Deutsche Grammophon.

Через студию в вечность

Профессия музыкального издателя появилась вместе с изобретением нотопечатания. В эру звукозаписи издатели, сотрудники музыкальных лейблов — генеральные директоры и руководители A&R[343] — подразделений — стали еще могущественнее. Они знали: в начале XX века Энрико Карузо оказался первой мировой суперзвездой, записавшей несколько арий на граммофонные пластинки, — и его популярность выросла до планетарных масштабов. С тех пор стало понятно, что записи могут принести музыкантам как минимум сиюминутные деньги и славу, а как максимум — и место в вечности.

Граммофон фирмы Berliner, произведенный в Филадельфии около 1896 г.

Неоконченная пьеса для патефона

Первым устройством, способным воспроизводить звук, стал фонограф, изобретенный Томасом Эдисоном в 1877 году. В качестве носителей использовались восковые цилиндры, или валики. Но век фонографа оказался недолгим: в 1887 году Эмиль Берлинер придумал граммофон, который пользовался огромной популярностью всю первую половину XX века. Его портативная, эргономичная разновидность — патефон — появилась в 1907-м. Их главными конкурентами до середины 1920-х оставались пианолы, или механические пианино: в них загружались специальные бумажные ролики-перфоленты с записанной фортепианной музыкой. С переходом к электромеханической записи, существенно расширившей частотный диапазон граммофонных пластинок, пианолы потеряли привлекательность и потихоньку превратились в антиквариат.

Если в конце XIX — начале XX веков в мире жило первое поколение, у которого появилась возможность слушать музыку не в живом исполнении, а на пластинках или с помощью других изобретений вроде механических пианино, то в середине столетия пришло время первого поколения, имеющего возможность слушать музыку в исполнении великих покойников: легендарный Тосканини умер в 1957-м, но оставил после себя бэк-каталог из полутора с лишним сотен записей. Это прямо повлияло на исполнительскую практику: теперь можно дирижировать в стиле Тосканини (а также Фуртвенглера, Клемперера, Стоковского и кого угодно еще) — то есть с оглядкой на конкретные примеры, увековеченные на пластинках. Это — лишь один пример того, как звукозапись меняет музыкальный мир.

О физиках и лириках, или 33 и 1/3

Приверженность поклонников классической музыки устаревающим носителям часто объясняют традиционализмом: дескать, любители поп-музыки готовы каждый год возносить на пьедестал новую суперзвезду, поэтому они и смену форматов воспринимают легко и непринужденно, — в то время как классика по природе консервативна и к новшествам тут относятся с подозрением. В действительности это далеко не всегда так: в XX веке именно академическая среда лоббировала все главные революционные изменения в истории звукозаписи. Такие, например, как переход от механической записи к электромеханической в первой половине 1920-х годов — технология была разработана именно в интересах академических инструменталистов, жаловавшихся, что частотный и динамический диапазон механически записанных пластинок недостаточно широк. Теперь, с помощью микрофонов, звукорежиссерам удавалось запечатлеть исполнение произведения во всей его полноте: в частности, тихие ноты больше не терялись в интершуме. Неслучайно первой коммерчески изданной пластинкой, записанной электромеханическим способом, стал миньон пианиста Альфреда Корто на лейбле RCA Victor с одним из экспромтов Шопена на одной стороне и «Литанией» Шуберта на другой — для романтического фортепианного репертуара адекватная передача контрастов пиано и форте имела первостепенное значение.

Сказки венской оперы

Первые записи на пластинки были живыми, концертными. С одной из первых студийных записей связан целый спектакль Зальцбургского фестиваля 2011 года: по легенде, запись оперы Рихарда Штрауса «Женщина без тени» проходила под управлением Карла Бёма в 1955 году в Софийском зале в Вене, как раз там, где раньше устраивались венские балы под музыку другого Штрауса — Иоганна. У записи был почти нулевой бюджет (импровизированная «студия» даже не отапливалась), зато в ней участвовала восходящая звезда Леони Ризанек в партии императрицы. Режиссер Кристоф Лой в 2011 году построил на сцене в Зальцбурге точную копию венского зала (современные исследования, впрочем, опровергают миф о том, что запись была сделана именно там) и превратил героев Штрауса в участников легендарной сессии звукозаписи. Спектакль оказался спорным, но красиво связал историю оперы с историей звукозаписи, а заодно вписал и то и другое в историю современной режиссуры.

Или другая великая инновация: появление долгоиграющей виниловой пластинки-лонгплея на 33 и 1/3 оборота в минуту — фирма Columbia торжественно представила ее в 1948 году. И вновь основными бенефициарами нового формата были как раз академические музыканты. Их раздражало то, что на одну сторону пластинки предыдущего поколения, вращавшейся со скоростью 78 оборотов в минуту, помещалось всего несколько минут записи — для поп-песни этого оказывалось достаточно, но симфонии или оперы приходилось выпускать в виде уродливой нарезки или частями на нескольких пластинках, к тому же музыка могла звучать в искаженных темпах. Английский композитор Эдвард Элгар даже потребовал сделать на «яблоке» одной из пластинок с его сочинениями поясняющую надпись: «Темпы этих грамзаписей не всегда отвечают намерениям композитора».

С виниловым лонгплеем проблема оказалась частично решена: теперь, по крайней мере, одна сторона пластинки вмещала более 20 минут музыкальной информации. Заранее ускорять темп или придумывать внутри произведения неестественные паузы для того, чтобы слушатель имел возможность раз в несколько минут подойти и перевернуть пластинку, было более ни к чему.

Микротреки, или Ничего себе басню сократили

Первой коммерческой записью оперы целиком часто называют издание «Эрнани» Верди лейблом HMV в 1903 году на