– Чем она здесь занимается?

– Неужели они сообщники? Ну и дела! Голову сломаешь! – проворчал Жозеф.

Снова показалась дама в черной накидке, которая держала за запястье плачущую Розу Варле. Они поднялись к карете, и непрошеная гостья, плащ которой развевался на ветру, словно крылья огромного насекомого, почти силой затолкала в нее девушку.

Не обменявшись ни словом, ни взглядом, трое сообщников оседлали велосипеды, собираясь преследовать фиакр.

Опустив голову и сжав зубы, они выехали на левый берег, по которому промчались до порта Сен-Бернар. Пальцы Виктора окоченели, он жалел, что из-за спешки не успел надеть перчатки. Жозеф ехал позади, тоже дрожа от холода, а Таша, которая возглавляла процессию, в своих брючках до колена и коричневой саржевой куртке, уж точно сполна насладилась утренней свежестью. Ее густые рыжие волосы были собраны в тяжелый узел и прикрыты шляпкой из бирюзового бархата. Несколько локонов выбились из прически, ветер тянул и трепал их. Виктор старался сохранять дистанцию, опасаясь, что их присутствие заметят. Он нервничал.

По мере того как фиакр углублялся в квартал де ла Гар, Виктора стало одолевать нехорошее предчувствие. Это направление ему не нравилось. Убежденный, что не лучше к этому маршруту относился и Жозеф, он тем не менее ехал вдоль госпиталя Сальпетриер, затем – мимо бойни де Вильжюиф, где забивали старых и больных лошадей, пересек площадь Италии, выехал на бульвар с тем же названием. Его тревога росла… И наконец, уже нисколько не удивившись, он увидел, как фиакр повернул на улицу Корвизар и остановился перед усадьбой, куда он предпочел бы никогда больше не заходить.

Таша остановилась за углом у забора. Виктор спрятался за тележкой, полной щебня. Когда фиакр затормозил, из него показались тетка Мишеля Форестье и Роза Варле. Они пролезли в дыру в заборе. Виктор шепнул Таша, чтобы та осталась у велосипедов, и жестом указал Жозефу на заброшенный дом.

– Где они? – прошептал Жозеф, когда они тоже оказались на заброшенной территории.

– А сам как думаешь?

Колючие кусты не желали пускать незваных гостей, цепляясь за одежду. Когда, изрядно потрепанные, они выбрались из зарослей и Жозеф хотел было рвануться вперед, Виктор удержал его:

– Погоди, надо дать им время… А теперь пошли!

Они проскользнули в дом и двинулись ощупью по коридору, то и дело задевая руками паутину. Жозеф успел подумать, что пауки со всего Парижа, должно быть, решили поселиться именно в этом отвратительном здании. Внизу мерцал свет. Женский голос резко произнес:

– Конечная остановка, ласточка моя, а вот и твой дружок!

Другой женский голос, совсем юный, воскликнул:

– Ты! Но что ты здесь делаешь?!

Первый голос продолжал:

– Вот так сюрприз, а? Хорошенько повеселитесь вместе. Скоро вы расстанетесь, голубки, и не вы одни!

Прежде чем Роза смогла ответить, кружок света дрогнул и поплыл в направлении Виктора и Жозефа.

– Обратный ход! – шепнул Виктор.

Они кинулись в ближайшие заросли. Присев на корточки на скользкой почве, они различили тень, которая, повернув в двери ключ, удалилась.

– Но там ведь Таша! Она ее узнает! – закричал Виктор.

Они бросились за женщиной, но не смогли ее догнать. Когда оказались на улице, фиакр уже удалялся, а Таша зачем-то устремилась за ним. Она на секунду отпустила руль и успокаивающе махнула Виктору.

– Не расстраивайтесь, Виктор, она и сама способна свести счеты с этой гадюкой. А нам нужно освободить пленников.

Виктор пребывал в ступоре. Если Таша будет ранена – а большего бедствия он и представить себе не мог, – он этого не вынесет.

Несмотря на многочисленные уроки Хельги Беккер, гонка с одного конца столицы на другой оказалась суровым испытанием для Таша. Ей было неудобно сидеть, все тело затекло, и она устала жать на педали. К тому же Таша продрогла, а ее глаза слезились от ветра и того напряжения, с которым она всматривалась в фиакр. На улице Сен-Антуан она едва не врезалась в тильбюри[244].

Фиакр останавливался на площади Вогезов, а затем отправился дальше, уже без своей пассажирки. Не раздумывая, Таша устремилась к дому, где жила Фелисите Дюкрест, и, спрятав велосипед за мусорными баками, взбежала на третий этаж с такой скоростью, что сердце чуть не выскочило из груди. Надавила на задвижку, открыла дверь. Когда она появилась в гостиной с зеркалами, Фелисите как раз резко обернулась. Какое-то время женщины молча разглядывали друг друга. У Таша перехватило дыхание, язык словно прилип к нёбу. Она следила за жестами своей противницы, которая, сжав губы и скривившись, медленно расстегивала накидку.

– Это грубо: врываться в дом к людям, которые вас не приглашали, – прошептала она.

И бросаясь на самозванку, швырнула ей в лицо свою накидку. Но Таша, ожидавшая нападения, увернулась и схватила фикус в горшке, держа его, как щит. Фелисите дернула за растение, выдрав его с корнем, и принялась хлестать им незваную гостью по ногам. Когда цветок сломался, она метнулась к камину, вооружилась кочергой и снова набросилась на Таша – та в последний момент отскочила в сторону, едва избежав удара по голове. Отбросив бесполезный горшок, она схватила мехи и что было сил дунула ими прямо в нос сопернице. Та зажмурилась от неожиданности, отшатнулась, споткнулась об оттоманку и чуть было не растянулась на полу. В ярости стукнув кочергой по полу, она ринулась на Таша, и некоторое время они метались по спальне, обитой утрехтским бархатом[245]. Потом они оказались в кухне у стола, заваленного грязной посудой. На блюде красовалась поджаренная баранья нога, в которую была воткнута длинная вилка с двумя зубцами.

– Милочка, напрасно вы вторглись в мою частную жизнь! Полагаете, я не заметила вас, когда вы катили за мной на этом железном монстре? Чего вы добиваетесь?

– Хочу отправить вас за решетку. В доме на улице Корвизар творятся темные делишки, которыми непременно заинтересуется правосудие.

– Правосудие! Не бросайтесь словами, смысл которых вам не ясен. Правосудие – это удел Господа, и лишь Его одного. А то, что вы называете человеческим правосудием, – завуалированное лицемерие. Но раз уж вы так жаждете справедливости, то получайте ордалию[246]от меня.