— Немедленно лот!

Вахтенный матрос опустил конец со свинцовой гирей, но дна не достал.

— Глубина?

— Шестьдесят сажен.

— Может, наскочили на спящих китов? — с недоумением спросил капитан выскочившего Завадовского.

— Или прошли через гряду каменьев? — предположил помощник.

С «Мирного» поблизости показалась шлюпка. Прибывший Анненков доложил, что недавно его шлюп коснулся мели, вся команда дважды ощутила удары, когда же замерили глубину, то дна не достали.

Тут Фаддея осенило. Не спящие киты и не подводные мели встряхнули шлюпы.

— Передайте Михаилу Петровичу, коль удары произошли в одно и то же время в разных расстояниях, то, скорее всего, где-то произошло землетрясение.

Приехавшие на другой день сиднейцы-промышленники подтвердили, что поздно вечером ощутили толчки — несомненно, подземные. Вместе с ними поехал на остров Беллинсгаузен с матросами. По дороге англичане рассказали, что остров Макуари открыли в 1810 году. «Котиковая лихорадка» сразу же всполошила купцов Нового Южного Уэльса. Выбив котиков, люди исчезли, оставив после себя собак и кошек. Со временем они одичали и скрываются в густой траве на возвышенностях. Старший привёл моряков на лежбище, показав на морских зверей:

— Они лежат здесь по два и три месяца, ужасно ленивы и неповоротливы. А теперь смотрите, как мы работаем.

Он поднял длинную палку с шарообразным железным наконечником, обитым гвоздями, подошёл к спокойно спящему слону и ударил своим орудием в переносье зверя. Лишившись сил двигаться, тот заревел громким и жалостливым голосом, точно ребёнок. Англичанин острым ножом вспорол шею в четырёх местах. Фонтаном брызнула кровь, заливая камни. Через некоторое время слон, оглядев людей своими выпуклыми грустными глазами, тяжело вздохнул и умолк. Но когда охотник сел на него верхом и стал сдирать кожу, бедное животное застонало от боли.

— Ах ты, тварь бессловесная... — вздохнул кто-то из русских.

Матросы — ребята неробкого десятка — с неприязнью смотрели на действия промысловика, давно привыкшего к такой немилосердной работе. Сиднеец показал на толстый слой жира:

— Вот ради чего мы убиваем животных. Сало кусками бросаем в котлы, поставленные на камни, разводим костёр из того же жира, перетапливаем и разливаем по бочкам.

— А мясо едите? — спросил вестовой Мишка.

— Мясо воняет ворванью, а вот ласты молодых зверей употребляем. А вообще питаемся яйцами пингвинов, чаек, эгмондских кур, голубых буревестников. Едим и дикую капусту, чтобы уберечься от цинги.

Он огляделся, вырвал растение с толстым стеблем и тёмными мохнатыми листьями, очистил корень, дал попробовать тому же бойкому Мишке.

— Походит на нашу родимую, — пожевав и сглотнув, сообщил тот.

— Вот и собирайте, чтоб зря не шататься, — не то посоветовал, не то приказал Беллинсгаузен.

И то правда, смотреть больше было не на что, и матросы стали собирать капусту и отвозить на шлюпы. Там коки квасили её, а корни мариновали. Позже из этой капусты они варили вкусные щи и жалели, что заготовили мало.

Фаддей же с офицерами в сопровождении англичанина пошли к месту, где текли ручьи. Одна из речек проходила посередине становища. С камней здесь удобно было наливать анкерки. Но шлюпы из-за буруна близко подойти не могли. Воду пришлось возить на шлюпках и яликах, для чего Беллинсгаузен отрядил специальную команду во главе с Иваном Резановым, исполнявшим и комиссарскую должность.

Кстати, Иван проявил в этой сфере известные способности. Если капитан вернулся на шлюп с живым дрессированным попугаем, которого выменял у промысловиков за три бутылки рому, то Резанов в один из последних рейсов, когда англичан мучило похмелье, все анкерки ёмкостью по три ведра, залил жиром за одну бутылку.

Перед отходом с острова Макуари промышленники постарались доставить на шлюп шкуру морского слона вместе с головой, чтобы по возвращении в Петербург русские могли набить чучело и сохранить для потомства вид этого редкого и достойного зверя. Поскольку из-за начавшегося шторма они не сумели подойти на шлюпке, то снарядили китобойное судно. С опасностью для жизни они привезли шкуру на «Мирный». К этому времени «Восток» отогнало довольно далеко в море. Густая пасмурность с дождём скрыла остров из глаз, а китобоец не имел даже компаса. Лазарев отдал англичанам свой и указал румб, по которому надлежало им возвращаться, сверх того наделил провиантом и ромом.

Приближался полярный юг. Холодней становился воздух, крепче дули ветры, мрачнело небо, гуще сыпал снег. Начиналась ледяная страда. На широте 62 градуса встретили первые ледяные поля. Потом упёрлись в стену. Вдоль неё и пошли в надежде увидеть проход. Появились киты и айсберги. Шлюпы лавировали между ними, поворачивая с одного румба на другой, ложась в дрейф, прислушиваясь к шуму воды, разбивающейся о подошвы ледяных островов. В тяжёлую мрачность, когда скрывались верхушки мачт, через каждые полчаса Фаддей приказывал стрелять из каронады ядром, чтобы звук слышали на «Мирном». Качка была столь велика, что коки не могли готовить жидкую горячую пищу в котлах. Они с трудом грели воду для чая и пунша, чтобы этим тёплым питьём хоть немного подкреплять матросов на вахте, беспрерывно менявших паруса. Питались всухомятку, но не голодали. Ели масло, сухари, говядину в банках, закупленную в Англии, где впервые научились делать консервы.

В шторм Фаддей посылал на бак зоркоглазого Олева Рангопля «смотреть вперёд». Снег, мелкий и колючий, несло горизонтально, паруса и стоячий такелаж покрывались льдом, при сильном движении шлюпа сверху сыпались тяжёлые сосульки.

Но случались и светлые, спокойные дни. Появлялось солнце. Офицеры и штурманы начинали торопливо вычислять широту и долготу. Как-то, проплывая мимо плоского айсберга длиной и шириной до 10 миль, Беллинсгаузен определил его высоту: получилось 110 футов (33,5 метра). Сделав несложный расчёт из того соображения, что шесть частей айсберга скрыто под водой, то есть 660 футов (201 метр), он нашёл массу его, равную более 59 миллионов тонн. Полученной от этого гиганта пресной воды хватило бы всем жителям планеты на несколько месяцев.

Правда, в воде, приготовленной изо льда, не хватало некоторых необходимых для жизни солей, в первую очередь йода. Такую воду пили матросы Кука. Занудливый натуралист Иоганн Фостер, сопровождавший мореплавателей во втором походе, опять-таки писал: «Многие из нас почувствовали разные простудные заболевания, жестокую головную боль, у иных распухли железы и сделался сильный кашель, что, конечно, происходило от употребления в пищу растаянного льда». Но Фаддей следил за рационом, такую воду коки использовали при готовке кашицы, щей, гороха, пива и пунша, а для утоления жажды выдавалась пресная вода, на берегах налитая.

Вечером 13 декабря шлюпы в четвёртый раз пересекли Южный Полярный круг. Обывателю фраза «Я был за Полярным кругом» покажется пустой. Но в то время её могли произнести считанные люди. И люди мужественные. Само пребывание в высоких широтах считалось доказательством героизма. Для мореплавателя, прошедшего через эту условную черту, фраза «Я был за Полярным кругом» приобретала особую эмоциональную окраску. Она означала: «Я был в царстве вечной стужи, за чертой, где кончается власть живой природы, где человека поджидают тысячи опасностей». Над горизонтом в самую полночь сияло солнце, шлюпы малыми детскими корабликами проползали меж ледовых громад, матросы с баграми у бортов, матросы на баках, матросы на реях стояли в готовности действовать, если одна из этих махин вдруг начнёт двигаться, вздумает перевернуться или внезапный ветер, как пушинку одуванчика, погонит шлюпы на лёд.