– Угадал до половины. Либо же – если он не будет в тюрьме, значит, его просто нет вообще. Пожалуй, это было бы надежнее.

– Не слишком ли круто – для тебя? Разве такой оборот входит в твое задание?

– В официальное – нет. Но с этой ночи тут возник, сам понимаешь, мой личный, можно даже сказать, семейный интерес. Проблема безопасности и защиты. Так что все в порядке. Будь спокоен, отец-библиотекарь. Я за нею приеду обязательно – в скором времени. Может быть, мы тут даже немного задержимся. У вас приятно и безмятежно (отец Исиэль едва уловимо усмехнулся). Только смотри: чтобы, пока меня нет, с нею ничего не приключилось. Смоляр ее и в самом деле ищет – хотя я не до конца понимаю почему. Такая любовь? В его махинациях, насколько могу судить, Эрида не очень-то информирована. Хотя, возможно, она была с тобой откровеннее? Ты же как-никак в ранге двойного отца у нее? Надеюсь, что не больше?

Последний вопрос Ястреб задал весьма суровым тоном.

Прежде чем ответить, Исиэль с полминуты глядел Ястребу в глаза – сосредоточенным и невеселым взглядом.

– Я ее любовником никогда не был и никогда об этом не думал, – отчеканил он категорично. – По многим причинам, которые тебе знать необязательно; хватит, если скажу, что все они весьма серьезны – для меня, во всяком случае. А что касается мотивов Смоляра, то тут сложнее. Я вообще-то не собирался говорить тебе об этом, однако лучше услышишь от меня, чем от его собак: она-то как раз была близка с ним. И в этом его мотив: как это так, у главного человека в мире сбегает любовница, или, того хуже, кто-то ее уводит. Поэтому ему надо любой ценой вернуть ее. Пусть даже не для продолжения отношений, хотя он к ней, как докладывают, прикипел прочно; но хотя бы для возвращения уверенности в себе: он же раньше никогда и ни в чем не проигрывал, и такой вот удар по самолюбию для Смоляра – дело новое. Так что сейчас он, можешь быть уверен, пустится – уже пустился – во все тяжкие, чтобы ее изловить, вернуть, ну а уж там – зависимо от настроения: то ли сломить ее окончательно, то ли – уничтожить, дабы впредь другим неповадно было, чтобы никто не усомнился в его крутости и всемогуществе.

Ястреб, выслушав эту тираду, произнес каким-то не своим, севшим голосом:

– Об этом она мне не говорила…

– Что была его любовницей? Наверняка сказала бы. Если бы знала.

– Как это… Была – и не знала?

– Ты ведь был – даже не любовником ее, а любимым человеком? Был – она сама мне об этом рассказала. А ты почему промолчал? Не посвятил в секрет: как это можно, пятнадцать лет не встречаясь с женщиной, быть одновременно – ну, не все эти годы, конечно, но хотя бы в последние недели – с нею в близких отношениях, делить постель? Не понимаешь, верно? Вот и она точно так же. Смоляр ее в этом уверяет, а она не верит.

– Может, он ей просто врал?

– Может, конечно; и она тебе, возможно, врет. Но у тебя ведь не возникло такого подозрения?

– Сперва – да. Но чем дальше, тем больше оно слабело. А вот недоумение – крепло.

– Послушай, вот как хочешь, но я верю в то, что она этого на самом деле не знает. Так же, как ты. И тебе, кроме всего прочего, предстоит разобраться и в этом. А Эрида пусть остается при своем убеждении.

– Но у тебя-то откуда такая уверенность? В том, что это и на самом деле было? Что это не его деза?

Исиэль чуть улыбнулся. Сказал:

– Мы, конечно, в ваших клиентах не состоим. Но не из-за отсутствия интереса к мирской жизни: живем ведь среди мира, как человек – среди природы, и природными процессами он не может не интересоваться – не то проспит землетрясение, извержение, ураган, засуху или наводнение – и все такое. Так и мы просто обязаны ориентироваться в процессах, происходящих в нашей среде обитания, сиречь – в миру. Омниархия – система серьезная и сложная, в ней, кроме специфически нашего, есть и аналоги всех мирских учреждений. При этом любознательность наша касается не только наших иерархов и братии, но распространяется на всех. Так что мы если не всегда, то почти всегда находимся в курсе. Но всего до конца ведь и вы не знаете.

– Хочешь сказать, что все это – правда?

– Рад бы, но не могу сказать другого. Только добавлю: ни ее вины, ни ее лжи в этом нет. Она свято верит в то, что говорит, а грань между верой и знанием размыта, друг мой Ястреб, порою так размыта бывает, что не определить, где кончается одно и начинается другое, или, точнее, – где начинается их взаимопроникновение. А разобраться во всем этом – мы, наверное, смогли бы со временем, будь эта проблема нашим больным местом. Но, поскольку за дело взялись ваши, и прежде всего ты сам, и у тебя возник личный интерес – будем просто ждать результатов, в надежде, что ты ими поделишься – хотя бы в благодарность за оказанную услугу. Тебе же на прощание повторю: не мешкай. Потому что он ищет вас обоих, но прежде всего – ее, и чувствую, что его люди где-то уже совсем близко. Рядом. Может быть, потому, что все остальное они уже просеяли сквозь сито, к нам подступиться сложнее всего, но вот теперь все бросят на нас. Поскольку сейчас у нас открылись слабые места, каких обычно не бывает, и они – Смоляр – целиком в курсе этого. Так что будь осторожен с того мгновения, когда сойдешь с нашего крыльца. А что до Эриды – обещаю тебе все, что могу, применить; но достанет ли этого – ведает один господь.

– Спасибо. Я на тебя надеюсь. Со всеми этими загадками – ты не представляешь, насколько она вдруг стала для меня дорогой. Теперь мне уже кажется, что все минувшие годы я не очень-то общался с женщинами – во всяком случае, всерьез и надолго – только потому, что ждал ее – подсознание так велело. Ты хоть спрячь ее как следует. Где она сейчас? Когда прощались – сказала, что ты собирался куда-то перевести ее – в место, где никто не бывает.

– Да. Могу сказать куда: в келью покойного. У нас она считается – ну, как бы нехорошим местом. Как-никак человек наложил