— А уж я — то как недолюбливаю, — сказал я…

Планета Казачок. 19 ноября 2189 г.

Временный лагерь войск СДШ.

18 часов 47 минут.

Сидя на койке в своем ППК, я неторопливо перелистывал в наручном коммуникаторе полученные от Бати файлы. Справки, рапорты, докладные записки, протоколы допросов. Казенные фразы, сухой канцелярский язык, коряво — деревянные выражения. За этим праздником официальной штамповки даже не сразу замечаешь абсурдный смысл всего выше — ниже изложенного.

Мне вдруг вспомнился «Музей академической живописи» на планете Урал, куда я как — то забрел, коротая время. Долго бродил по пустым, гулким залам, где тишину так и хотелось назвать пыльной, хотя вокруг ни пылинки.

Всмотрелся неожиданно для себя и с любопытством разглядывал краски, тона, лица, пейзажи и всевозможные фрукты — овощи — цветочки — лютики. Пока не наткнулся на один странный уголок, составленный, показалось, из лохмотьев обоев. После академизма строгих интерьеров долго не мог сообразить — а это что такое? Маляры забыли оберточную бумагу или просто недоделанный кусок ремонта?

Спросил у смотрительницы, когда закончат ремонт, и опозорился. Оказалось — тоже произведения искусства, ведущие мастера авангардного абсурдизма, ныне модного течения в живописи…

Почему вспомнилось? В связи с тем же выше — ниже изложенным. Я читал файлы и чувствовал, как из — под строгой канцелярщины явно пробивается нечто нелепо — необъяснимое.

Войсковой старшина Березин — бесследное исчезновение из закрытого помещения… Рядовые Савченко и Коровец — тоже исчезновение… Так… Есаул Загребец, урядник Зимин — смертельное поражение неизвестным видом энергии… Подхорунжий Колпачка — смертельное поражение неизвестным видом энергии… Так… А это уже наши пошли — первый лейтенант Бови, рядовой Дженнингс, старший сержант Грин… Все — или исчезли, или погибли «по неустановленным причинам»… Ага, опять казаки… И опять наши…

Большой список из ваших и наших, больше сотни фамилий. У всех — или смерть, или исчезновение, читал я. Простенько так… Ого! Бригадный генерал Косински! И тоже исчез, несмотря на звания и регалии… А это два раза «Ого»! Пошел список исчезнувших кораблей космофлота… Транспортники, малые истребители, штурмовики огневой поддержки, крейсер «Орегона»…

Господи, да что же это делается на белом свете?! Чтобы вот так, бесследно, исчез крейсер, словно стертый из мироздания… Это крейсер — то!

Теперь мне стало окончательно ясно, чего Батя так испугался. Это же не просто справки — рапорты — цифры, это партизанская война какая — то… Пока мы с конфедератами мочили друг друга почем зря, кто — то или что — то лупило под шумок всех подряд. И ваших, и наших, не делая никаких различий… Нет, только под шумок большой войны такое возможно… Всех впускать, никого не выпускать…

Я читал, вчитывался, и мне тоже становилось не по себе.

* * *

— Интересно, а чем это занят наш командир? Почему скучает, почему в одиночестве и тоске?

Они ввалились в купол одновременно и очень шумно. Игла и Компи. За ними следовали Кривой и Пастырь. Кривой тащил на плече новый пластиковый бурдюк. При каждом его движении бурдюк степенно побулькивал, словно похвалялся объемом и весом.

Конечно! Распитие ракетной жидкости вчерашним вечером не закончилось, понял я. Кто б сомневался!

Вопрос — сколько ракетной жидкости может употребить внутрь отдельная боеединица бронепехоты? Ответ — в любом случае больше, чем ракета!

Похоже, ракетчикам грозила нешуточная опасность остаться без своей горючки. Или что они там перегоняют в алкогольный напиток путем хитрых химических манипуляций с неизвестными ингредиентами? По слухам, для своей таинственной химии «боги огня» используют какое — то вещество, добываемое из нитровзрывчатки, но что это за процесс — главная военная тайна ракетных войск. И основа основ прифронтового алкогольного бизнеса.

Не только конфедераты мастера на все руки! «Если война не добила наши бравые ракетные части, то мирное время точно оставит их на сухом топливе!» — усмехнулся я. И то при условии, что его не приспособятся грызть…

Кривой и Пастырь все еще косились друг на друга.

— А я бы на месте твоего Господа…

— Нашего Господа, овца ты заблудшая!

— Нашего, твоего — не будь формалистом…

— А я тебе говорю — нашего Господа! Пока не признаешь это, и говорить с тобой не хочу! И не буду!

— Ладно! Признаю! Нехай так, пусть нашего, — согласился Кривой. — Только я бы на его месте регулярно выстраивал всех людей в колонну по три. Или, скажем, по четыре, если места мало на райском плацу… Хотя бы раз в неделю выстраивал на первый случай. И каждую неделю всем — судный день! Скажем, по четвергам… Каждый четверг — судный день, поди плохо? Все это знают, все готовятся, никто не задает лишних вопросов… Вот и все, и никаких войн, никаких тебе междоусобных разборок, тишь и благолепие во всей Галактике. Потому что следующий судный день — через неделю…

— Думаешь? — неожиданно спокойно спросил Пастырь.

Я даже удивился. Это Пастырь — то, в котором мягкости, как в кувалде, падающей на голову.

— Просто уверен! — подтвердил Вадик.

— А как же тогда отделить агнцев от козлищ, грешников от праведников…

— По четвергам! Все — по четвергам! В остальные дни — все как обычно, живем, здравствуем, ловчим, обманываем, карабкаемся, а каждый четверг будь добр определяйся, в какой тебе строй — к агнцам или к козлищам рогатым… Ну что, хорошо я придумал?

— Ты, Кривой, нехристь, конечно… — Ну и?

— И у Господа нашего — свои пути! Божественное провидение идет по таким дорогам, о которых мы, смертные, даже догадаться не можем…

— И что?

— Но, пожалуй, резон есть… — вдруг согласился Пастырь.

Первый раз на моей памяти согласился с кем — нибудь, кроме почившего пророка Зельфера — непримиримого!

Да что же это творится в нашем бравом подразделении? И война закончилась, и лев мостится на ночь рядом с ягненком, предварительно почистив зубы. Куда катимся?

А! Понятно. Допились ребята… Ключ на старт, ракета пошла!

Впрочем, Пастырь прав, мысль действительно интересная, отметил я. Свежая мысль. Судные дни человечество устраивает само себе с завидной регулярностью, надо отдать ему должное. Но все как — то хаотично, бессистемно, без должного воспитательного эффекта. А тут, волевым решением сверху, каждый четверг — судный день. Есть определенный смысл. Я бы добавил — категорический смысл…

А самое смешное, что здесь, похоже, не только умозрительные рассуждения. Мелькает у меня подозрение, что все это гораздо ближе, чем кажется даже Пастырю. После Батиных документов — почти уверенность…

«По — моему, господа хорошие, мы приплыли! А куда — это уже не столь важно», — как сказал капитан заблудившейся шхуны, когда его потащила с палубы толпа аборигенов — людоедов…