внести гораздо больший вклад в объяснение воли национал-социалистов к экспансии, чем это до сих пор хотели признать в так называемой «буржуазной» историографии. Конечно, понимание того, что захват жизненного пространства на востоке отнюдь не был для Гитлера средством «реаграризации», но что он рассматривал Россию в том числе и напрямую именно как источник сырья и рынок сбыта, может быть привлечено марксистской историографией для подкрепления тезиса о «фашистском империализме». Однако против такого толкования говорит, в частности, тот аргумент, что Гитлер, как мы показали на с. 334–335, решительно выступал против постановки этих источников сырья на службу частнокапиталистическому стремлению к наживе и категорически выступал за то, чтобы экономику на востоке априори следовало организовывать на государственной основе. В какой мере это все же допускает толкования в духе теории «государственно-монополистического капитализма», мы здесь обсуждать не имеем возможности. По крайней мере, следует принимать во внимание, что Гитлер четко дистанцировался от практики экспорта капитала, характерной для монополистической фазы капитализма, о чем свидетельствует его неприятие индустриализации России.

д. Деиндустриализация России

Когда 18 сентября 1941 г. рейхскомиссар Эрих Кох, отвечавший за Украину, был приглашен на обед к Гитлеру, Кёппен сделал следующую запись: «Склонность фюрера, который рассматривает разрушение крупных русских городов как предпосылку длительного срока нашей власти в России, была еще более подкреплена рейхскомиссаром, который хочет по мере возможности разгромить украинскую промышленность, чтобы вернуть пролетариат на село»[1400]. Как уже упоминалось, Гитлер заявлял в своих застольных беседах также, что завоеванные восточные территории, на его взгляд, являются «для нас только источником сырья и сферой сбыта, а не поприщем для промышленного производства»[1401], что подтверждается и Шпеером: «Позже, согласно его [Гитлера] воле, оккупированные восточные территории должны были быть даже деиндустриализированы, поскольку промышленность, по его мнению, стимулирует коммунизм и порождает нежелательный слой интеллигенции»[1402].

Здесь уже становится очевидным мотив Гитлера, почему он отказался от индустриализации России. Промышленность и крупные города, по мнению Гитлера, расширили бы и мобилизовали возможности сопротивления и дух сопротивления порабощенных «туземцев». Поэтому центр промышленности, как тяжелой, так и производящей потребительские товары, по-прежнему должен был оставаться в Германии. А вот там, как мы видели, она должна была получить небывалый подъем. Таким образом, отказ Гитлера от индустриализации России не имеет ничего общего с принципиальным антимодернизмом, с враждебностью к современному индустриальному обществу, а вытекает из его концепции подчинения и порабощения, которая должна была пресечь в зародыше любую возможность сопротивления. Поскольку, однако, пролетариат в большей степени способен к солидаризации и политизации, чем сельское население, а города всегда в большей степени представляют собой ячейки революционного подъема, чем деревни, — по крайней мере, так считал Гитлер, — он хотел сосредоточить промышленность, насколько это возможно, на Западе. «Насколько это возможно» означает следующее: Гитлер, конечно, не был настолько наивен, чтобы предполагать, что можно будет осуществлять эксплуатацию сырья без наличия какой-либо промышленности. Об этом свидетельствует, например, его высказывание от 18 октября 1941 г., уже приведенное в другом контексте: «Именно русские озера обеспечат нам неисчерпаемые плантации тростника. На их берегах следовало бы сразу же построить заводы по переработке целлюлозы»[1403]. Также и создание инфраструктуры, конечно, было предпосылкой промышленного освоения восточных областей: «Территория должна потерять характер азиатской степи, стать европеизированной! Для этого мы сейчас строим большие транспортные магистрали к южной оконечности Крыма, к Кавказу; на эти транспортные магистрали, как на нитку жемчуга, будут нанизываться немецкие города, а вокруг них — немецкие поселения»[1404]. 26 февраля 1942 г. он говорил о том, что построит шоссе протяженностью 1500 километров на оккупированных восточных территориях, «я размещу поселения вдоль шоссе, как на нитке жемчужных бус, через каждые пятьдесят-сто километров, в дополнение к этому еще несколько более крупных городов»[1405].

Следовательно, Гитлер даже выступал за строительство городов и планировал создать обширную инфраструктуру на востоке — но только для немцев и других поселенцев из Скандинавии, западных стран и Америки. «Туземцы» должны были быть «отсеяны» по расовым аспектам, т. е. «еврея-разрушителя мы полностью исключим», а части населения Украины, признанные Гитлером расово ценными, были бы подвергнуты онемечиванию. «Есть только одна задача: проводить германизацию, привлекать немцев и рассматривать коренных жителей как индейцев»[1406]. Таким образом, деиндустриализации русской промышленности и разрушению русских городов отвечала на другой стороне концепция строительства новых немецких городов и создания обширной инфраструктуры. Вместе с тем концентрация промышленных производственных мощностей должна была осуществляться в центре Европы, в Германском рейхе[1407].

Чтобы понять отрицание Гитлером индустриализации России, следует разобраться с его принципиальной позицией в отношении экспорта капитала, поскольку его планы по демонтажу промышленности в оккупированной России прямо вытекают из его критики экспорта капитала. Мы в значительной степени вынесли за скобки этот аспект при изложении гитлеровской критики экономической экспансии, поскольку здесь в основном речь шла об экспорте товаров. Однако здесь следует вкратце обрисовать, почему Гитлер был противником экспорта капитала.

Экскурс: критика Гитлером экспорта капитала

В связи с критикой Гитлером экономической экспансии мы увидели его взгляды на то, что в результате экспорта капитала из промышленно развитых стран в слаборазвитые страны якобы еще больше ускоряется их индустриализация, что приведет к нарастающему сужению мирового рынка сбыта. Между тем такая «система компаний-филиалов», как продолжил Гитлер в своей «Второй книге», «все больше и больше создавалась в таких странах из чисто капиталистических интересов. При этом, однако, надо учитывать следующее: немецкий народ, например, живо заинтересован в том, чтобы строить корабли для [sic] Китая на немецких верфях, потому что это дает определенному количеству людей нашей национальности возможность пропитания, а его у них не было бы на нашей собственной земле, которой ныне не хватает. Но у немецкого народа нет интереса в том, чтобы, скажем, какая-нибудь немецкая финансовая группа или даже немецкий завод учредил бы в Шанхае так называемую дочернюю верфь-филиал, которая начнет строить корабли для Китая, используя китайских рабочих и зарубежные сорта стали, даже если сама компания будет получать определенную прибыль в виде процентов или дивидендов. Наоборот, ведь результатом этого будет только то, что немецкая финансовая группа получит сколько-то миллионов прибыли, вот только вследствие непоступления из-за этого заказов из немецкой экономики будет изъята сумма, намного превышающая упомянутые прибыли». Гитлер, однако, придерживался мнения, что нынешнюю экономику все более и более определяют «чисто капиталистические интересы» и что потому система учреждения филиалов или дочерних предприятий будет только распространяться[1408].

Таким образом, Гитлер в своей аргументации проводит различие между общими интересами немецкого народа и частными интересами отдельных