в банке узнали, что Фиш именно здесь? И что этот странный человек здесь делает? Он как-то связан с дядюшкой? И где он слышал имя «Бикни»?

В отличие от племянника, дядюшка все понял. Он захлопнул дверь, закрыл все замки, задвинул даже тот засов, который никогда прежде не задвигал. Доктор Доу выглядел собранным и крайне сосредоточенным, словно старшая медсестра ударила в колокол хирургического театра и ему нужно было оперировать судью.

- Сколько их?

- Пять или шесть. Может, больше. Я не успел сосчитать,- взбудораженно воскликнул рыжий, неловко протирая запястьями запотевшие стекла очков.

Доктор повернулся к племяннику.

- Джаспер. Ты должен делать все так, как я скажу. Все вопросы после. Ты понял меня? Хорошо. Все стулья, кресла из гостиной, граммофон, все, что найдешь и сможешь дотащить, неси в чулан, но так, чтобы оставался проход к люку. Ты понимаешь меня?

- Вещи? В чулан? Но… зачем…

- Ты понял меня, Джаспер?

- Да, я понял, дядюшка.

- Тогда вперед.- Доктор повернулся к рыжему.- Бикни, мы с вами идем наверх за мистером Фишем. Вы поможете мне спустить его вниз.

Не прибавив больше ни слова, он направился к лестнице. Бикни покачал головой, подкрутил пальцами усы и не забыл пожать плечами, бессловесно отвечая на недоумение в глазах мальчика, после чего поспешил следом.

Джаспер, хоть и не любил выполнять задания, которых не понимал, сейчас осознавал, что бежать за дядюшкой и засыпать его вопросами не стоит. Общая нервозность и нехорошее предчувствие приближающихся неприятностей передались и ему. Он даже боялся представить, что случится, если люди, посланные из банка, обнаружат здесь Фиша.

Джаспер ринулся в гостиную… Клара недовольно взмыла в воздух и принялась кружить под потолком.

Первым в чулан отправилось кресло, на котором Джаспер только что сидел, за ним –любимое кресло дядюшки, затем стойка для обуви из прихожей, стопка газет, граммофон, и еще пара стульев. Едва не лопнув от натуги, мальчик затащил в чулан вешалку с верхней одеждой, после чего вернулся в гостиную и оглядел ее в поисках того, что еще можно было бы переместить, и задаваясь при этом вопросом, а до какой степени нужно захламить чулан?

И тут Джаспер вдруг вспомнил. Бикни! Точно! Это же друг мистера Клокворка, о котором он переживал, когда они с дядюшкой к нему наведались. Но что он здесь делает? Почему вдруг предупредил их о том, что сюда идут люди из банка? И почему дядюшка не удивился, увидев его?

С лестницы послышались голоса: дядюшка командовал, Бикни что-то уточнял. Вдвоем они спускали мистера Фиша, который все еще пребывал без сознания после операции по извлечению пуль: дядюшка поддерживал вялое тело в больничной рубахе под руки, а Бикни держал за ноги и медленно неловко пятился.

Мальчик замер у основания лестницы, глядя на них.

- С дороги, Джаспер!- прикрикнул доктор, и племянник ринулся в сторону.

Дядюшка и его помощник затащили мистера Фиша в чулан и усадили на один из стоявших там стульев.

- Придерживайте его, чтобы он не сполз,- велел доктор и открыл люк в полу. Внизу, где-то под домом, зажегся фонарь.

- Что у вас там? Винный погреб?- округлил глаза Бикни.

- Никаких вопросов. Только не сейчас,- раздраженно бросил Натаниэль Доу: - Я спущусь вниз, а вы подадите мне его, только аккуратно.

- Я понял, док.

И в тот же миг в дверь раздался грохот.

И это был не тот лихорадочный мистер Стук спешащего предупредить их Бикни. И даже не форменный полицейский стук. Это был грохот марки: «Я же говорил, Доу, что началась война, а вы мне не верили! Все на сбор! На сбор! По машинам!».

Клара начала носиться под потолком и жужжать на всю гостиную, словно она случайно сама себя ужалила. Джаспер испуганно уставился на дверь. Кажется, у людей, молотящих в нее, были железные кулаки.

- Откройте! Натаниэль Френсис Доу! Немедленно откройте!- велел кто-то, и Бикни, задрожав от страха, одними губами проговорил: «Это он!».

- Джаспер!- прошептал дядюшка, вырывая племянника из оцепенения.- Джаспер, приди в себя! Ты слышишь меня?! Вещи мистера Фиша! Сюда! Скорее! А вы, Бикни, помогайте…

Мальчик кивнул и метнулся к лестнице. За спиной он услышал:

- Да не вниз же головой, Бикни! В самом-то деле!

- Ой! Прошу прощеньица, док.

Когда Джаспер вернулся из кабинета со стопкой вещей мистера Фиша, выстиранных, выглаженных и заштопанных миссис Трикк, болтающаяся из стороны в сторону лысая голова грабителя банков как раз исчезала в люке.

Грохот усилился. Крики с улицы, угрожающие выбить дверь, если немедленно не откроют, усилились.

- Мы окружили дом! Вам не сбежать через заднюю дверь! Открывайте! Немедленно!

Доктор Доу меж тем без лишней суеты поднялся по ступеням-скобам, закрыл люк, после чего поставил на него стул, сдвинул кресла и небрежно накидал сверху вещей с вешалки.

Джаспера неожиданно посетила идея. Когда дядюшка вышел из чулана и уже намеревался закрыть дверь, он забежал внутрь и позвал:

- Клара! Лети! Ну же! Лети сюда!

Недоуменная и напуганная пчела, не понимая, что происходит, влетела в чулан, и опустилась на один из стульев. Мальчик велел: «Охраняй! Охраняй чулан, Клара!», – а затем поспешно выскользнул в прихожую и запер дверь.

- Бикни!- велел меж тем доктор.- Отправляйтесь наверх, в мой кабинет. Сыграете роль пациента.

Рыжий кивнул и бросился вверх по лестнице. Обычно доктор Доу терпеть не мог, когда кто-то переступает через ступень (ужаснее всего было, когда через две), но сейчас он и вовсе не обратил на это внимания.

Прежде чем открыть входную дверь и встретить лицом бурю, Натаниэль Френсис Доу на секунду замер, подтянул манжеты сюртука, поправил галстук, воротнички и отпер замки. После чего одним плавным движением потянул дверь на себя, при этом отступая в сторону.

В дом ворвались несколько человек в длинных пальто и цилиндрах. Люди эти, как ни вглядывайся, нисколько не походили на каких-нибудь громил или бандитов, которых стоило бы бояться. Нет, они выглядели, как обычные конторские служащие, господа с-восьми-до-шести, отчего-то внезапно решившие устроить сбор профсоюза Заурядных Личностей в доме № 7. Главенствовал высокий тип с короткими бакенбардами и в пенсне, чем-то похожий на рыбу, с которой сняли чешую.

- Доу? Натаниэль Френсис?- поинтересовался он официальным тоном и с совершеннейшим безразличием в голосе.