От Замка Орла не осталось и следа!..

Капитан отдал приказ – и войско неспешно и молча двинулось вниз к долине, уводя с собой пленника, окруженного железным кольцом из люжины горцев с обнаженными шпагами.

Лакюзон с Варрозом, оставшись вдвоем, замыкали шествие.

Им обоим предстояло исполнить скорбный и священный долг…

Им предстояло исполнить последнюю волю умирающего Маркиза…

Им предстояло выкопать в Шан-Сарразене могилу, где должны были упокоиться останки легендарного священника-воина…

И с этой печальной задачей им надлежало справиться вдвоем, памятуя о том, что напоследок прошептали слабеющие уста мученика свободы: «И пусть могила моя сохранит тайну красной мантии…»

Через час после того, как померкли последние отсветы пожара в замке Орла и вновь воцарилась кромешная тьма, два человека опустились на землю рядом с мертвым телом под естественным сводом маленькой пещеры, расположенной при входе в Илайскую долину.

Это были Варроз и Лакюзон. Они сидели у тела преподобного Маркиза.

По испещренным морщинами щекам старика и обветренному лицу молодого человекаа ручьями текли слезы.

Полковник сжимал в дрожащих от волнения ладонях холодную руку священника-воина, и губы его шептали бессвязные слова, исходившие из его истерзанной души.

– Вот так… – твердил он, – вот так, ты первым ушел, старый мой, дорогой друг, храбрый и верный товарищ юности моей и зрелости… Господь призвал тебя к себе… Я не вправе жаловаться, но почему он оставил меня на этой земле, если тебя здесь больше нет… Мы выросли вместе с тобой и по жизни шли бок о бок… Вместе сражались под одним знаменем и за одно дело – так почему же мы не умерли вместе? О брат мой, о друг мой, я прощаю тебя за то, что ты опередил меня, только потому, что знаю – скоро мы с тобой снова будем вместе…

И Варроз прижал холодную, безжизненную руку друга к своему лбу, к губам и сердцу.

Лакюзон тоже страдал глубоко, хоть и безмолвно. Он не проронил ни одной жалобы и даже не думал утирать слез; его взгляд, безжизненный, пустой, был устремлен в сторону окутанной мраком долины, однако разглядеть что-либо в этом мраке он даже не пытался.

В мыслях своих Лакюзон жалел не просто человека, а предводителя сторонников великого дела. Он осознавал всю серьезность утраты, которую понесла их Родина, и страдал не просто как друг, но и как гражданин Франш-Конте.

В троице предводителей горских повстанцев преподобного Маркиза не случайно называли Святым Духом. Маркиз был душой и мозгом войны за независимость, и Лакюзон это прекрасно понимал. Никто лучше Маркиза не мог придумать общий план военной операции, продумав его вместе с тем до мелочей. Даже сам капитан не обладал такой широтой взглядов и глубиной суждений. В этом Маркиз мог стать соперником самому Ришелье. Благочестие же и сила духа окружали священника-война ореолом святости и привлекали к нему простых людей.

Что же теперь станется с повстанческим движением горцев, которое вел за собой, словно добрый пастырь, преподобный Маркиз? Кем заменить его, если враг снова вторгнется на свободные земли Франш-Конте?..

Капитан задавал себе эти вопросы, а ответов на них, к своему глубочайшему сожалению, не находил… Он поник головой под бременем тяжкой ответственности, которая отныне целиком ложилась на него одного, потому что Варроз, как нам известно, был скорее исполнительной рукой, чем разумом, готовым дать нужный совет…

Внезапное появление во мраке человеческой фигуры вывело капитана из тяжелых раздумий, а Варроза из состояния горького отчаяния.

– Стой! Кто идет? – спросил Лакюзон, хватаясь за пистолеты.

– Это я, капитан, я, Гарба, – послышался в ответ голос ординарца.

– Нашел, что нужно?

– Да, капитан, даже больше того. Вы просили носилки, а я раздобыл телегу.

– Где?

– На илайской мельнице.

– Ты там никого не переполошил?

– Нет, капитан. Телега стояла под навесом… я умыкнул ее без лишнего шума. Завтра верну обратно.

– Где же ты ее оставил?

– На дороге, в двух шагах отсюда.

– Ладно…

Лакюзон и Гарба завернули тело священника в плащ и в сопровождении Варроза, все рыдавшего, как мальчишка, понесли к телеге, на которую его и возложили. Ординарец взялся за оглобли, а капитан с полковником встали по бокам телеги, и этот необычное траурное шествие двинулось в сторону Шан-Сарразена.

«За Мексской башней, – согласно господину Луи Жуссерандо, у которого мы позаимствовали этот отрывок, – в одном лье от Оржеле и чуть вверх по течению от Пильского моста, река Эн, несущая свои воды меж двух горных вершин, делает излучину, образуя на правом берегу полуостров. По очень древней легенде, в эпоху сарацинского вторжения, при Карле Мартелле[76], сарацины стояли там лагерем».

В легенду эту можно поверить хотя бы потому, что полуостров похож на настоящую крепость, огражденную со стороны долины остроконечными скалами, громоздящимися на отвесном горном склоне, что спускается прямо к реке. Даже сегодня там различимы руины старинных крепостных сооружений, отделявших полуостров от долины и защищавших подходы к ней с этой стороны. Как бы то ни было, местные крестьяне спокон веку называли это место Шан-Сарразеном[77], и такое название сохранилось до наших дней.

Шан-Сарразен издревле слыл проклятым местом в здешних горах. Оно и понятно: прошли века, а ни один человек так и не осмеливался ступить в его пределы, не говоря уже о том, чтобы проникнуть в глубь кустарниковых зарослей, которыми сплошь поросло это место. То, как поговаривали, было пристанище сатаны, место сбора всех злых духов и всех местных чудищ.

В то время, когда происходили события нашей истории, суеверия в душах жителей Франш-Конте еще были крепки. Страх, который внушал Шан-Сарразен, откуда, по слухам, Князь тьмы еженощно выпускал легионы призраков, не давал людям даже подступиться к этому месту. И кто знает, быть может, эти суеверные страхи и побудили Маркиза назначить Шан-Сарразен местом своего упокоения? Может, он заблаговременно знал, что никто не отважится искать в таком месте тайну красной мантии?..

Было около двух часов ночи, когда Лакюзон, Вароз и Гарба двинулись в путь с бесценными останками, вверенными их заботам.

Стояла глубокая ночь, небо было черное-черное, и только время от времени луна показывалась на короткие мгновения из-за туч, а потом снова скрывалась за облачной завесой.

Вынужденный скрыть смерть Маркиза от горцев, капитан отказался от сопровождения, однако к завтрашнему дню нужно было придумать благовидный предлог, чтобы объяснить отсутствие священника. Лакюзон уже подумывал, не пустить ли слух, будто Маркиз отбыл ко французскому двору, чтобы обсудить условия мира с самим королем.