— Выпить хотите? — спросил я.

Мы выпили, потом Джилл предложила мне пойти в ресторан пообедать, но я настоял, чтобы еду нам принесли в номер. Во-первых, на улице я постоянно сталкиваюсь с тем, с кем мне не следует встречаться; а во-вторых, чем больше дверей отделяют тебя от возможного противника, тем лучше.

В ожидании заказа мы с Джилл немного поболтали. В частности, она сообщила мне, что положила кассету из видеокамеры в сейф отеля, и добавила, что никому не звонила и кредитной карточкой не пользовалась.

Она рассказала мне, что ходила в собор Святого Томаса на Пятой авеню, оттуда пошла в Метрополитен-музей, а потом заглянула в универмаг «Барнис». Выйдя из магазина, она полюбовалась на витрины дорогих магазинов на Медисон-авеню, после чего вернулась в отель. Если разобраться, типичное воскресенье в Нью-Йорке, но для Джилл Уинслоу этот день должен был стать незабываемым.

В восемь вечера мы уселись за освещенный свечами обеденный стол и приступили к еде под доносившуюся из динамиков музыкального центра негромкую музыку.

Несмотря на такой располагающий антураж, мы не предпринимали никаких попыток соблазнить друг друга. И это значительно облегчало дело. Я хочу сказать, что, хотя Джилл Уинслоу была весьма привлекательной женщиной, всему должно быть время и место. Мое время закончилось, когда я женился, ее же время в этом смысле только начиналось. Ко всему прочему, завтра должна была прилететь из Танзании Кейт.

Мы выпили вина, разоткровенничались, и Джилл рассказала мне о своих взаимоотношениях с Марком, а потом — вкратце — о своем двухлетнем романе с Бадом.

— Даже решив изменить мужу, я сделала это с человеком, которого, я знала, никогда не полюблю. Так безопаснее. Смыслом моей жизни была безопасность: безопасный секс, безопасный муж, безопасный брак, безопасные соседи, безопасные друзья…

— Не вижу в этом ничего плохого или необычного.

Она пожала плечами.

Потом, чуть позже, она сделала еще одно признание:

— У меня был роман и после Бада. Это произошло три года назад и длилось два месяца.

Мне не хотелось знать подробностей этого любовного приключения, Джилл тоже не сочла нужным что-то добавить.

Я заказал себе на обед стейк, но не потому, что мне так уж хотелось мяса, просто мне нужен был нож. Когда Джилл на минуту вышла из гостиной, я спрятал нож у себя в спальне.

Было десять вечера. Я извинился, сославшись на недостаток сна и слишком обильную после Йемена еду, и встал, чтобы пойти в свою комнату.

Мы пожали друг другу руки, потом я наклонился к ней и поцеловал в щеку.

— Вы настоящий боец. Мы с вами обязательно доведем это дело до конца.

Она улыбнулась и кивнула.

— Еще раз спасибо за рубашку, — сказал я. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, — ответила Джилл.

В спальне я проверил свой мобильник, но никаких сообщений не было. Некоторое время я смотрел телевизор, потом достал кассету «Мужчина и женщина» и вставил ее в видеомагнитофон. Перемотав сексуальные сцены, я еще раз внимательно рассмотрел поднимавшийся с поверхности воды огненный столб. Я постарался настроиться скептически и дать увиденному другое объяснение, но у меня ничего не получилось. Как говорится, камера не лжет. Я отмотал пленку назад и снова просмотрел ее в надежде увидеть нечто, ранее мною не замеченное, что позволило бы по-другому интерпретировать все это. Но как я ее ни прокручивал — вперед, назад, в замедленном воспроизведении или на нормальной скорости, — результат был один: с воды поднималась самая настоящая боевая ракета, оставлявшая за собой огненный след с хвостом из белого дыма. И каждый раз, когда я просматривал пленку, ракета устремлялась к мигавшим сигнальным огням самолета. Потом — непосредственно перед взрывом — следовал огненный зигзаг; одновременно изменял направление и белый хвост дыма. Все это казалось вполне убедительным, хотя, признаться, я и без того уже давно был уверен, что увидел не что иное, как ракету, которая, перед тем как нанести удар, скорректировала траекторию полета.

Итак, загадка была разгадана.

Я вынул кассету из видеомагнитофона и сунул ее под матрас, а нож положил на стоявший у кровати столик. Потом я заснул, продолжая и во сне просматривать эту запись, хотя теперь вместо Бада на пляже находился я, а вместо Джилл — Кейт, которая стояла рядом со мной обнаженная и повторяла:

— Я же говорила тебе, что это была ракета. Теперь ты видишь?

Я проснулся без пятнадцати семь, вскочил с постели, достал из-под матраса кассету с фильмом «Мужчина и женщина» и довольно долго на нее смотрел. Потом я подошел к окну и бросил взгляд на Центральный парк. Я вообще не люблю понедельники, да к тому же и погода сегодня не слишком радовала: шел дождь, небо было затянуто плотными облаками. Я отвык от всего этого за сорок дней, проведенных в Йемене. Правда, снова оказаться там совсем не хотелось.

Приняв душ и побрившись, я надел бежевые слаксы и новую розовую рубашку. Если я увижу сегодня Теда Нэша и он хоть слово скажет по поводу моей обновки, я его убью.

Как бы то ни было, это был великий день. Мне предстоял разговор с Нэшем. Если он уже согласовал свои действия с Вашингтоном, существовала вероятность, что я встречусь кое с кем из их теплой компании. Я не раз задавался вопросом, кто придет на эту встречу и где она состоится, а также спрашивал себя, брать или не брать на нее эту кассету.

Я не большой любитель тусовок, но этой встречи ждал с нетерпением.

Предстоящий день можно было назвать великим еще и потому, что сегодня из Танзании возвращалась Кейт.

Я подумал и о той компании, которая будет поджидать ее в аэропорту. Вернее, о двух компаниях, перед которыми стояли совсем разные задачи. Но я знал, что Дом Фанелли сумеет разобраться с людьми, которые пытаются его задеть. Да и Кейт, как я узнал после свадьбы, тоже становилась настоящей фурией, когда кто-то становился у нее на пути.

К этому времени она должна была уже находиться в небе. В принципе вчера вечером я мог отправить ей сообщение по электронной почте и предупредить о том, что, возможно, произойдет в аэропорту. Но если за ней велось наблюдение — а такое вполне могло быть, учитывая мою встречу с Нэшем, — вполне вероятно, что все контакты отслеживались.

Одевшись, я посмотрел на себя в зеркало. Джилл была права: розовый цвет и впрямь выгодно оттенял мой загар.

Потом я прошел в гостиную. Джилл, облаченная в махровый белый халат, которые выдают в отеле «Плаза» всем постояльцам, пила кофе и читала газету «Нью-Йорк Таймс».

— Доброе утро, — сказал я.

Она подняла на меня глаза:

— Доброе утро. — И добавила: — Эта рубашка вам очень идет.

— Полагаю, она станет одной из моих любимых. Как вы спали?

— Плохо.