– Да, – ответил Крейн.

– Естественно, естественно. Что ж, если вы в состоянии внести депозит в размере половины цены, которую, по моей оценке, могут запросить, я позволю себе обратиться к хозяйке, престарелой вдове из Манхэттена, которая держит эти карты в… – он замялся, видимо, испытывая неловкость, – в свинцовой шкатулке в безопасной банковской ячейке. Мне потребуется… ну… допустим, двести пятьдесят тысяч долларов, предпочтительно наличными. У нее имеется двадцать карт из колоды, нарисованной в Марселе в 1933 году и…

– Нет, – перебил его Крейн, – мне нужна полная колода. – И мысленно добавил: причем к нынешней среде.

– Дорогой сэр, таких просто не существует. Скажем, даже в коллекциях Висконти и Висконти-Сфорца не сохранилось карт «Дьявол» или «Башня». Полагаю… м-м… шоковая терапия оказалась слишком резкой. Могу с уверенностью сказать, что если где-то и сохранился полный комплект Ломбардской Нулевой колоды, она находится у какой-нибудь древней европейской фамилии, которая не то что не продаст, а даже не покажет ее никому ни при каких обстоятельствах.

– Чушь, – грубо возразил Крейн. – Я своими глазами видел две разные полные колоды, одну в 1948 году, а другую в 1969-м. И говорил с человеком, нарисовавшим одну из них.

В трубке долго молчали. Потом далекий собеседник спросил, понизив голос:

– С ним было все в порядке?

– Как сказать. Он был слеп. – Теперь уже Крейн замолчал на несколько секунд. – Он… э-э-э… выколол себе глаза двадцать лет назад.

– Именно так. А вы видели эти карты, полную колоду. С вами все в порядке?

Крейн прижал ладонью бок и с завистью взглянул на Мавраноса, потягивавшего пиво.

– Нет.

– Поверьте, – сказал голос в трубке, – даже если вам удастся еще раз взглянуть на них, ничего хорошего это вам не даст. Займитесь кроссвордами, смотрите мыльные оперы, все подряд. Думаю, что лучшим выходом для вас была бы лоботомия.

В трубке щелкнуло, и разговор прекратился.

– Не повезло, – произнес Мавранос, когда Крейн положил трубку.

– Да, – согласился Крейн. – Он сказал, что мог бы достать мне часть колоды за полмиллиона долларов. А потом порекомендовал мне сделать лоботомию.

Мавранос рассмеялся, встал, прислонился к стене и пощупал платок, закрывавший шею. Потом сердито посмотрел на банку из-под пива.

– Пого, эта штука ни черта не помогает.

– Может быть, ты пьешь недостаточно быстро?

– Может быть. – Мавранос прошаркал к ящику-холодильнику и достал следующую банку. – Колода есть у твоего отца.

– Это точно, но даже если я смогу отыскать ее, он не сможет воспользоваться ею, если она будет у меня, верно?

Мавранос поморгал, глядя на него.

– Пожалуй, что нет. И даже по-старинному, взять и сожрать – хар-хар-хар – не получится. – Он со звонким щелчком вскрыл следующую банку. – Но ведь у него когда-то была другая колода.

– Да, колода, карта из которой лишила меня глаза. Вероятно, он больше не пользовался ею – измазанной кровью.

– Думаешь, он выбросил ее?

– Ну уж нет. Сомневаюсь, что он осмелился бы даже сжечь такую колоду. Скорее всего…

Крейн поднялся и, пройдя по комнате, остановился у окна. Снаружи над утренним потоком автомашин раскачивались на ветру пальмы.

– Скорее всего, он спрятал ее, – осторожно сказал он, – вместе с другими вещами, которые можно было бы обратить ему во вред.

– Неужто? И куда он мог бы запрятать всю эту дрянь?

Крейн хорошо помнил последний день, который провел с отцом, в апреле 1948 года. Они тогда позавтракали во «Фламинго», но перед тем, как войти внутрь, отец сунул что-то в дыру, которую проделал в штукатурке сбоку главного крыльца казино. Крейн до сих пор помнил лучистое солнце и угловатые фигурки, нацарапанные на штукатурке вокруг дыры.

Но того старого казино больше не существует. И это здание, и башню «Шампань», пристроенную к южному концу, снесли где-то в 60-х. Теперь на этом месте стояла многоэтажная громадина из стекла и стали, первый этаж которой занимало казино, тоже намного большее, чем то, старое.

И все же это было имение его отца, замок старика в бесплодных землях – его башня. Крейн пожал плечами.

– Давай-ка заглянем во «Фламинго».

Ал Фьюно постучал пальцем по стеклянной перегородке такси.

– Видите синий пикап? – сказал он водителю. – Следуйте за ним. Я обещаю, что вы не пожалеете, даже если придется ехать до Лос-Анджелеса.

9-миллиметровый «глок», полностью заряженный ремингтоновскими дозвуковыми патронами со 147-грановыми пулями, лежал в подплечной кобуре, а в кармане пиджака находилась продолговатая коробка из ювелирного магазина. Пора утихомирить Скотта Крейна, думал он. Обрадовать его хорошей новостью – он погладил карман пиджака – и огорчить плохой – и он прикоснулся к припухлости под мышкой.

– Мне запрещается выезжать из города, – ответил таксист.

– Тогда вам остается надеяться, что за город не выедут они, – жестко сказал Фьюно.

– Чушь, – насмешливо отозвался водитель.

Фьюно нахмурился, но заставил себя расслабиться и следить за катившимся впереди неуклюжим пикапом. Ближе к вечеру он поедет домой, в Лос-Анджелес, на автобусе. «Додж», в котором он спал, придется бросить.

В субботу утром, когда на стоянке «Мэри Календер» он включил зажигание и нажал на газ, в моторе раздался ужасный треск, какого он никогда еще не слышал; впрочем, шум почти сразу прекратился, и Фьюно ездил до вчерашней ночи – когда он переезжал через «лежачего полицейского» у супермаркета «Лаки» на Фламинго-роуд, тот же грохот раздался снова, и автомобиль встал намертво. Ему удалось дотолкать старый «Додж» до парковочного места; там, на стоянке, он и переночевал.

А утром, когда он отправился завтракать, кто-то залез в автомобиль – просто вырвал замок с водительской стороны! Ничего вроде бы не пропало. Судя по высыпавшимся клочьям пыли, воры залезли под переднее сиденье, но Фьюно ничего там не держал.

Теперь Фьюно покачивался на сиденье такси, не сводя взгляда с массивного синего пикапа. Утихомирить, приговаривал он про себя, пристрелить, замочить, прикокнуть, сбить с копыт, завалить, продать участок, сунуть в задницу.

Мавранос припарковал машину в многоэтажном гараже позади старых зданий «Фламинго». Оттуда они с Крейном спустились на лифте и направились к выходящему на Стрип фасаду громадного здания, которое теперь носило название «Фламинго-Хилтон казино-отель».

Севернее широких дверей казино начиналась новая пристройка к зданию, сетчатая ограда отделяла шумную Стрип от пыльной земли под новым стеклянным фасадом, по верху которого маршировала вереница плоских розовых стеклянных фламинго, и на некоторых из них до сих пор красовались фабричные наклейки. Люди в строительных шлемах сбивали из досок опалубки для бетона прямо на земле, а Крейн и Мавранос стояли на тротуаре, почти прислонившись к ограде, чтобы не мешать потоку многочисленных туристов.