— Ох, Джо, — негромко сказала она и нежно убрала с его лба прядь черных волос.

— Что? — Его глаза прищурились от солнца.

— Я люблю тебя. Вот и все.

Он привлек ее к себе и нашел губами губы. А потом сказал:

— Перед отъездом из Англии я видел тебя с Фрэнсисом.

Робин вытаращила глаза.

— Ты ничего не сказал.

— Знаю. Глупо, правда? — Голос Джо звучал небрежно, но Робин видела в его глазах боль. — Я думал…

Она положила ладонь на его руку и перебила:

— Это неважно, Джо.

Он мягко отстранил ее руку.

— Нет, важно. Я был дураком. Думал, что ты все еще любишь Фрэнсиса. Думал, что любовь — это уверенность. А ты считала по-другому, верно? Что любовь — это игра, и если тебе достался перебор… Что ж, по крайней мере, у тебя хватило смелости сыграть.

Она сказала:

— Любимый, я не игрок. Я играю только наверняка. — А потом наклонилась, снова поцеловала его, положила голову ему на грудь и прикрыла глаза от радужных лучей солнца.

По звуку дыхания Робин догадалась, что Джо уснул. Она подняла голову и увидела, как же он исхудал: ключицы торчали, локти едва не прорывали кожу. У нее защипало глаза. Пластинка еще кружилась, но очень медленно; слова были еле слышны. Затем иголка споткнулась, проехалась по пластинке, и наступила тишина.

Вечером они шли по саду под сенью пробковых дубов и можжевельника, росших за виллой. Через рощу бежал ручей. Остановившись в укромном месте на берегу, Робин обняла лицо Джо ладонями и начала целовать. Сначала Эллиот обнял ее и привлек к себе, но потом отстранился:

— Нет.

— Джо… — Она гладила его волосы.

— У меня вши. Вчера пытался избавиться от этой мерзости, но, кажется, безуспешно.

— Я знаю прекрасное средство от вшей, — сказала она и начала расстегивать на нем рубашку. — Собаку на этом съела.

Робин сняла с него рубашку и бросила ее на песчаный берег ручья. Потом расстегнула пряжку ремня, услышала стон, слегка подтолкнула Джо, и он плашмя упал в воду.

Пока он стряхивал капли с головы, Робин нырнула в обжигающе холодную воду, потом подплыла к Джо и он заключил ее в объятия. Они опустились под воду, увидели тускло-зеленый солнечный свет и через несколько секунд вынырнули, с наслаждением хватая губами воздух.

Элен сидела в гостиной Рэндоллов и смотрела, как Майкл разворачивал принесенный ею подарок. Маленькие пухлые ручки нетерпеливо рвали оберточную бумагу. Увидев мячик, завернутый в синюю ткань, малыш засмеялся, побежал в сад и начал гонять подарок по траве.

Сьюзен Рэндолл подняла матросский костюмчик, который он бросил на пол.

— Очень красиво, Элен. Такая замечательная вышивка. — Она аккуратно сложила костюмчик и снова завернула в бумагу. А потом нерешительно сказала: — Элен… Хорошо, что вы пришли именно сегодня.

Девушка сквозь открытую дверь смотрела, как мальчик играет в саду. Миссис Рэндолл села рядом и положила худую, костлявую руку на кисть Элен.

— Помните, я говорила вам, что мы пытаемся продать ферму? Так вот, наконец нашелся покупатель. Художник или что-то в этом роде. Говорит, что устроит в надворных постройках ткацкую и гончарную мастерскую. Подумать только, в нашем старом свинарнике будут лепить горшки!

Элен рассеянно улыбнулась. Майкл сновал между грядками, держа в руке новый мячик. Предвечернее солнце отбрасывало на дорожку пурпурные тени.

— Так что мы завтра уезжаем, Элен. Нет смысла долго ждать. Мебель мы продали вместе с домом, и Сэм уже укладывает вещи в фургон.

Элен наконец встрепенулась и посмотрела на нее:

— Вы уезжаете к золовке?

— Да. Под Линкольн.

Возбуждение и ожидание, вспыхнувшие в глазах Элен, удивили миссис Рэндолл.

— А Майкл?

— Майкл? — Слегка растерянная Сьюзен Рэндолл посмотрела на младшего сынишку, срывавшего настурции и ощипывавшего лепестки. — Майкл легко привыкнет к новому месту. Там ему будет хорошо. Красивый большой сад и никаких отвратительных узких лестниц, как у нас… Меня больше беспокоит Лиззи. Она терпеть не может менять школы.

Элен уставилась на нее и спросила:

— Вы забираете Майкла с собой? В Линкольн?

— Конечно.

Когда миссис Рэндолл посмотрела на Элен, чувство неловкости, которое она испытывала, начиная этот разговор, вернулось снова.

— Я думала… — Элен встала со стула, подошла к дверям и выглянула в сад. — Я думала, что в доме вашей золовки для двух семей не будет места… И вам там не понравится…

— У Сары и Билла нет детей. Сара будет рада, если в доме появятся малыши. А если будет с кем разделить домашние хлопоты, для меня это станет настоящим спасением. Я тут же встану на ноги.

Лицо Элен смертельно побледнело, она начала наматывать локон на палец. Сьюзен Рэндолл подошла ближе и обняла ее:

— Вы будете приезжать к нам в гости, правда, милая? Линкольн не так уж далеко. И Майкл будет рад видеть вас.

* * *

В тот вечер Элен устроила костер. Стояла жаркая середина лета, и пожухлые листья, веточки и сучки легко занялись. В небо поднялся голубой дымок.

Записки и дневник матери. Ее собственные куклы и плюшевый мишка. Стихи, которые она писала много лет назад, когда была девочкой, и о которых рассказывала Джеффри Лемону. Теперь Джеффри женат, у него двое детей. Письма, которые писали ей Робин и Майя. Робин была в Испании, а когда Майя приезжала в последний раз, Элен спряталась от нее в комнате на чердаке. У нее был Черный День. Она посмотрела в зеркало и поняла, что Майя начнет спрашивать, в чем дело.

Белое платье, которое она надевала на конфирмацию. Моментальный снимок маленького Томаса Сьюэлла. Она бросила фотографию в огонь и смотрела, как детское личико съеживается и исчезает в пламени. Шарф Хью, который он однажды оставил на крючке в коридоре дома священника; тогда Элен забрала его и спрятала, испытывая острое чувство вины. Кто-то сказал ей, что Хью умер, но она не помнила, кто. В то время у нее было плохо с головой… Все ее акварели, рассказы и наброски. Элен бросила листки в костер, увидела, что пламя жадно набросилось на бумагу, и начала следить за кружевными хлопьями серого пепла, исчезавшими меж деревьев.

Букетик диких фиалок, когда-то подаренный Адамом Хейхоу и засушенный в Библии. Когда Элен бросила цветы в огонь, они побурели, свернулись и исчезли. Отец прогнал Адама так же, как прогонял всех остальных. Потом она бросила в огонь содержимое нижнего ящика комода. Скатерти, наволочки, полотенца и мешочки с лавандой. Все то, что она собирала, еще когда была совсем девчонкой. Приданое для собственного дома. Теперь она знала, что никогда не выйдет замуж, что у нее никогда не будет своего дома и своих детей. Зубчатые фестоны опалились, сухая лаванда почернела и затрещала. На улице почти совсем стемнело. Элен долго стояла у костра и смотрела, как в жарком, душном воздухе пляшут оранжевые искры. Все, что осталось от ее надежд.