До ярких огней Курфюрстендамма оставалось не более трех минут ходьбы, но Баллард не захотел отмахиваться от этой загадки и медленно двинулся в обратную сторону. Пес уже перестал лаять, и теперь только звуки шагов нарушали тишину.

Баллард дошел до первого переулка и заглянул за угол. Ни в одном окне или дверном проеме не горел свет. Ни единой живой души не ощущалось во мраке. Баллард миновал переулок и направился к следующему. В воздухе медленно проступило густое зловоние, которое с каждым шагом становилось все сильнее и сильнее. Вдохнув его, Баллард почувствовал, как гул в его голове сменился предвещающим опасность грохотом.

В горловине переулка дрожала одинокая полоска света, тонкой струйкой стекавшая из верхнего окна. В этом скудном освещении Баллард увидел распростертое тело жителя пригорода. Тот был настолько изувечен, что казалось, будто кто-то пытается вывернуть его наизнанку. От вывалившихся внутренностей и поднималась вонь.

Балларду уже доводилось созерцать смерть, и он считал себя равнодушным к ней. Но здесь, в переулке, его спокойствие пошатнулось. Он ощутил дрожь в конечностях. И тут из темноты раздался голос юноши.

– Ради бога… – В шепоте, полном неприкрытого ужаса, не осталось и следа наигранной женственности.

Баллард шагнул в переулок, но, пока не прошел десяти ярдов, не смог разглядеть ни самого парня, ни причин его тихой мольбы. Молодой человек лежал среди отбросов, прислонившись к стене. С него сорвали пайетки и тафту, отчего тело выглядело бледным и бесполым. Словно не замечая Балларда, он уставился куда-то в темноту.

Тот проследил за взглядом юноши и почувствовал, как усилилась дрожь в конечностях – удалось лишь не позволить зубам стучать. И все же Баллард продолжал идти вперед, но не ради парня (ведь в героизме, как его всегда учили, нет большого смысла), а из любопытства. Больше чем из любопытства – из страстного желания увидеть, что за человек способен на такое зверство. Взглянуть в глаза подобной ярости казалось в тот момент самым важным делом на свете.

Парень увидел Балларда и что-то жалобно пробормотал, но тот его едва расслышал. Он уже ощущал на себе чужой взгляд – резкий как удар. Шум в голове стал до боли ритмичным, похожим на рокот вертолетного пропеллера. И в считаные секунды превратился в оглушительный рев.

Баллард, прижав к глазам ладони, отшатнулся к стене, смутно сознавая, что убийца выходит из укрытия (перевернутого мусорного контейнера) и пытается скрыться. Почувствовав чье-то прикосновение, Баллард открыл глаза и успел увидеть удиравшего по переулку человека. Тот выглядел каким-то перекошенным – кривая спина, слишком крупная голова. Баллард крикнул ему вслед, но безумец убегал все дальше и притормозил лишь для того, чтобы взглянуть на труп, а после метнулся в сторону улицы.

Баллард с трудом оттолкнулся от стены и выпрямился. Шум в голове понемногу утихал, головокружение постепенно отступало.

За его спиной начал всхлипывать молодой человек:

– Ты это видел? Видел?

– Кто это был? Какой-то твой знакомый?

Парень испуганной ланью уставился на Балларда: подведенные тушью глаза казались огромными.

– Какой-то кто?..

Баллард уже собирался повторить вопрос, когда раздался визг тормозов, а за ним – звук удара.

Оставив юношу натягивать потрепанный наряд, Баллард вернулся на улицу и поспешил на раздававшиеся неподалеку громкие возгласы. На тротуаре, сияя фарами, стоял огромный автомобиль. Водителю помогали выбраться из салона, а пассажиры – тусовщики, судя одежде и разгоряченным выпивкой лицам, – яростно спорили о том, как произошла авария. Одна из женщин говорила про какого-то зверя, выскочившего на мостовую, но спутник ее поправил. Тело, ударом отброшенное в канаву, принадлежало вовсе не животному.

В переулке Баллард почти не разглядел убийцу, но интуитивно понял, что это именно он. Однако никаких признаков уродства, которые почудились ему в полумраке, теперь не было – в луже крови лежал обычный человек в костюме, знавшем лучшие времена. Полицейские уже прибыли, и один из патрульных криком велел Балларду отойти от тела, но тот не обратил на приказ никакого внимания и приблизился к покойнику, чтобы украдкой взглянуть в его лицо. Увы, там не оказалось и следа той ярости, которую он надеялся увидеть. Однако черты были ему знакомы.

Это был Оделл.

Сказав полицейским, что сам несчастный случай он не видел (что, по сути, было правдой), Баллард сбежал прежде, чем вскрылось произошедшее в соседнем переулке.

Казалось, каждый поворот по пути к квартире приносил с собой новые вопросы. Главный из них: почему ему солгали о смерти Оделла и какой психоз овладел этим человеком, сделав того способным на бойню, свидетелем которой стал Баллард? От бывших коллег ответов не получить, это он понимал. Единственный, от кого можно было бы добиться объяснений, – Криппс. Баллард вспомнил их спор по поводу Мироненко и слова Криппса о «причинах для осторожности», когда имеешь дело с русским. Стеклянный Глаз знал тогда, что в воздухе что-то витало, хотя, конечно, даже он не мог предвидеть масштабов нынешней катастрофы. Два особо ценных сотрудника убиты, пропавший Мироненко считается мертвым, да и сам Баллард – если верить Саклингу – на волосок от гибели. А началось все именно с затерявшегося в Берлине Сергея Захаровича Мироненко. Похоже, его несчастья заразны.

Завтра, решил Баллард, он найдет Саклинга и вытянет из него кое-какие ответы. А пока слишком ноют руки и голова, к тому же нестерпимо хочется спать. Усталость ослабила его способность рассуждать здраво, а сейчас он в ней нуждался как никогда прежде. Но, несмотря на переутомление, сон еще больше часа ускользал от него, а когда все-таки одолел, не принес успокоения. Балларду снились перешептывания, над которыми, словно стараясь их заглушить, нарастал рев вертолетов. Дважды он с раскалывающейся головой выныривал из сна; дважды, желая понять, что нашептывали ему тихие голоса, снова ложился на подушку. А когда проснулся в третий раз, стук в висках сделался невыносимым, эта разрушающая мысли атака заставляла опасаться за рассудок. Почти не видя комнату от боли, Баллард сполз с кровати.

– Пожалуйста… – пробормотал он, как будто кто-то мог помочь ему избавиться от страданий.

– Чего ты хочешь? – ответил из темноты холодный голос.

Баллард не стал отвечать вопросом на вопрос, а просто сказал:

– Убери эту боль.

– Ты и сам можешь это сделать, – произнес голос.

Баллард прислонился к стене, обхватив раскалывающуюся голову, от нестерпимой муки из его глаз потекли слезы.

– Я не знаю как, – сказал он.

– Боль причиняет твой сон, – ответил голос, – поэтому ты должен забыть о нем. Понимаешь? Забудь о нем, и боль пройдет.

Баллард понял указание, но не то, как его воплотить. Во сне у него не было никаких полномочий. Перешептывания управляли им, а не наоборот. Однако голос настаивал: