Мироненко ничего не ответил. Он стянул вторую перчатку и уставился на свои ладони. Казалось, принятые лекарства не облегчили боль, на которую он жаловался. Русский сжимал и разжимал кулаки, словно больной артритом, который проверяет подвижность суставов. Не поднимая взгляда, он сказал:

– Меня учили, что у партии есть решения на любой случай. Это освободило меня от страха.

– А теперь?

– Теперь? – переспросил он. – Теперь у меня появились странные мысли. Они приходят ниоткуда.

– Продолжайте, – сказал Баллард.

Мироненко натянуто улыбнулся:

– Вам нужно узнать меня вдоль и поперек, да? Даже то, что мне снится?

– Да, – ответил Баллард.

Мироненко кивнул.

– У нас было бы то же самое, – сказал он. И, помолчав, добавил: – Иногда мне казалось, что я вот-вот расколюсь. Вы понимаете, что я говорю? Я бы раскололся, потому что внутри меня такая ярость. И это заставляет меня бояться, Баллард. Думаю, они поймут, как сильно я их ненавижу. – Русский поднял глаза на своего дознавателя. – Вы должны поторопиться, иначе меня обнаружат. Я стараюсь не думать о том, что они сделают. – Он снова замолчал. Его невеселая улыбка растаяла без следа. – В Управлении есть подразделения, о которых даже я ничего не знаю. Специальные больницы, куда никто не может проникнуть. У них есть способы расколоть душу человека на части.

Баллард, который всегда отличался прагматизмом, заметил про себя, что лексикон Мироненко слишком уж высокопарный. В конце концов, нервные окончания расположены на теле, а никак не на душе.

Они проговорили около часа или чуть больше, и разговор то и дело перескакивал от политики к личным воспоминаниям, от пустяков к исповеди. К концу встречи Баллард уже не сомневался, что Мироненко испытывает неприязнь к своим хозяевам. Тот, как и говорил, был человеком без веры.

На следующий день Баллард встретился с Криппсом в ресторане отеля «Швейцерхоф» и устно доложил о Мироненко.

– Он уже готов и ждет. Но настаивает, чтобы мы принимали решение быстрее.

– Не сомневаюсь, – ответил Криппс. Стеклянный глаз беспокоил его сегодня, сделавшись неповоротливым из-за холодного воздуха. И двигался чуть медленнее, чем настоящий, поэтому Криппсу приходилось иногда подталкивать его кончиком пальца.

– Мы не собираемся торопиться с принятием решения.

– А в чем проблема? У меня нет ни малейших сомнений в его решимости. Или в его отчаянии.

– Так вы говорите, – ответил Криппс. – Не хотите ли чего-нибудь на десерт?

– Вы сомневаетесь в моей оценке? В этом все дело?

– Съешьте что-нибудь сладкое, чтобы я не чувствовал себя полным мерзавцем.

– Вы ведь считаете, что я ошибаюсь насчет него? – не отступался Баллард, а когда Криппс не ответил, перегнулся через стол. – Считаете, так ведь?

– Я просто говорю, что есть повод проявить осторожность. Если мы в конце концов решим взять его на борт, русские весьма обеспокоятся. Нам следует быть уверенными, что сделка стоит той бури, которая за ней нагрянет. Сейчас все слишком рискованно.

– А когда было иначе? Скажите мне, когда будущее не грозило кризисом?

Он откинулся на спинку стула и попытался прочесть выражение на лице Криппса, стеклянный глаз которого был, пожалуй, честнее настоящего.

– Меня тошнит от этой чертовой игры, – пробормотал Баллард.

Стеклянный глаз блуждал из стороны в сторону.

– Из-за русского?

– Возможно.

– Поверьте, – произнес Криппс, – у меня есть веские причины проявлять с этим человеком осторожность.

– Назовите хоть одну.

– Сведения еще не проверены.

– Что у вас есть на него? – настаивал Баллард.

– Как я уже сказал, слухи.

– Почему же меня о них не проинформировали?

Криппс едва заметно покачал головой.

– Все это теперь не имеет значения, – сказал он. – Вы представили хороший отчет. Я всего лишь хочу, чтобы вы осознали: если дела идут не так, как вы предполагали, то это не оттого, что вашим оценкам не доверяют.

– Понимаю.

– Нет, не понимаете. Вы чувствуете себя мучеником, и я вас в этом вовсе не виню.

– И что же теперь будет? Я должен забыть, что встречался с этим человеком?

– Не помешает. С глаз долой – из сердца вон.

Криппс явно не верил в то, что Баллард воспользуется своим собственным советом. Когда на следующей неделе тот начал осторожно наводить справки о деле Мироненко, выяснилось, что круг его обычных контактов предупредили держать рты на замке.

Как бы то ни было, следующее известие об этом деле Баллард получил со страниц утренних газет – из статьи о трупе, найденном в доме неподалеку от станции Кайзердамм. Читая, он не мог знать, как эта история связана с Мироненко, но в ней было достаточно подробностей, чтобы вызвать его интерес. Во-первых, было подозрение, что упомянутый в статье дом при случае использовала Секретная служба; во-вторых, там описывалось, как двоих неизвестных едва не поймали выходящими с телом, и это лишь сильнее убеждало в том, что речь шла не о преступлении на почве страсти.

Около полудня Баллард зашел в офис к Криппсу, надеясь уговорить того дать какие-нибудь объяснения, но Криппса на месте не оказалось. И он не будет доступен, как сообщил секретарь, до особого распоряжения – возникшие дела вынудили его вернуться в Мюнхен. Баллард оставил записку, что хочет поговорить с Криппсом, когда тот вернется.

Снова шагнув на холодную улицу, Баллард понял, что обрел «поклонника» – типа с худым лицом и сильной залысиной, которая оканчивалась нелепым вихром. С этим человеком из окружения Криппса Баллард был мельком знаком, но не мог вспомнить его имени. Впрочем, это было быстро исправлено.

– Саклинг, – представился мужчина.

– Конечно, – сказал Баллард. – Здравствуйте.

– Думаю, нам стоит поговорить, если у вас есть минутка. – Голос мужчины был таким же напряженным, как и его лицо. У Балларда не было желания болтать, и он уже собирался отказаться от предложения, когда Саклинг произнес: – Полагаю, вы слышали, что случилось с Криппсом.

Баллард покачал головой. Саклинг, обрадованный, что заполучил такой самородок, повторил:

– Нам нужно поговорить.

Они шли по Кантштрассе в сторону зоопарка. Наступило время обеда, и улица была полна прохожих, но Баллард их почти не замечал. История, которую выложил Саклинг, требовала полного и абсолютного внимания.

Все оказалось довольно просто. Криппс, судя по всему, договорился встретиться с Мироненко, чтобы лично оценить честность русского. Выбранный для этой встречи дом в Шенеберге прежде уже использовался несколько раз и давно считался одним из самых безопасных мест в городе. Однако прошлым вечером это мнение о нем было опровергнуто. Вероятно, люди из КГБ проследили за Мироненко до самого дома, а затем попытались разогнать вечеринку. Давать показания о том, что произошло дальше, некому – оба сопровождавших Криппса сотрудника, одним из которых был старый коллега Балларда, Оделл, мертвы; сам Криппс – в коме.