Обе они косвенно предлагаются как альтернативы «Демократизируй!». Первая призвана обеспечить контроль со стороны общества, а вторая – «демократию акционеров». Проблема в данном случае заключается в том, что контроль многих зачастую оборачивается полной бесконтрольностью, а чрезмерный контроль со стороны собственников – если бы он был вообще возможен – удалил бы корпорацию еще дальше от влияния тех, на кого она оказывает самое большое влияние.

И все же национализация иногда действительно целесообразна, особенно в случаях, когда частное предприятие оказывается не способным предложить и выполнить свою миссию, по крайней мере так, как это должно быть, и в достаточном объеме, а иногда, если деятельность корпорации должна быть тесно связана с государственной политикой.

Что же касается призыва «Восстанавливай!», то я убежден: некоторые предложения Фридмана способны только усугубить проблемы политического контроля и социальной ответственности, поскольку приведут к усилению олигархических тенденций в обществе и еще больше увеличат и без того, по-моему, заметный дисбаланс между социальными и экономическими целями. В ответ на предложенный Фридманом выбор между «подрывным» социализмом и «свободным» предпринимательством я говорю: «Чума на оба ваших дома». Давайте все же сосредоточим усилия на промежуточных позициях концептуальной подковы.

Однако должен признать, что другие формы позиции «Восстанавливай!» рассмотреть действительно целесообразно. Следует подумать, например, о возможности позиции «Отторгай!», если диверсификация начинает негативно влиять на рынки капитала, конкуренцию и экономическую эффективность. Стоит рассмотреть вариант вертикальной дезинтеграции, если коммерческая сеть более эффективна, чем управленческая иерархия. Разумно будет подумать об усилении совета директоров, чтобы директора могли объективнее оценивать деятельность менеджеров, а также о позиции «Сокращай!», если размеры корпорации являются не средством для обеспечения общества более качественными товарами и эффективным услугами, а инструментом в борьбе за власть. Я совершенно солидарен с Фридманом в его стремлении увидеть конкурентные рынки более сильными, но убежден, что его предложения приведут нас к совершенно противоположному результату.

И наконец – это самое важное – никогда не выбирайте позицию «Игнорируй!». Я вообще исключаю ее из своего портфолио, так как она противоречит всем остальным. Единственное, чего мы ни в коем случае не должны делать, это игнорировать крупные корпорации, акции которых находятся в публичном обращении. Это слишком мощная сила, влияющая на жизнь каждого из нас. Наша задача – найти способы распределить власть в крупных организациях и вокруг них таким образом, чтобы они реагировали на социальные проблемы, были жизнеспособными и при этом эффективными.

Почему же «продуктивность» считается бранным словом в столь многих кругах? Одно дело, когда ее ругают рабочие конвейера или радикально настроенные студенты, и другое – когда в одной из публикаций Гарвардской бизнес-школы определение менеджера как «эксперта по рационализации производства» называют «самым нелицеприятным по своему смыслу»[224].

Как утверждает Герберт Саймон в своей книге «Административное поведение», продуктивность представляет собой концепцию, лишенную какой-либо ценности, по его словам, «абсолютно нейтральную». Он пишет, что «критерий продуктивности» диктует «выбор той альтернативы, которая позволяет получить наибольший результат при конкретном использовании ресурсов»[225]. Иными СЛОВАМИ, быть продуктивным – значит извлекать максимум выгоды и пользы из любой цели, которой хочет достичь организация, например добиться самого большого роста, иметь самых счастливых и довольных работников, выпускать самые качественные продукты. Продуктивность означает наибольшие выгоды при определенных затратах; по определению пентагоновских «вундеркиндов» Роберта Макнамары, блиставших в 1960-х, это «самый кайфовый секс, какой только можно получить за доллар». А поскольку в нашем конкурентном мире ресурсы всегда ограничены, продуктивность представляет собой вполне логичную цель любой организации и, по сути, любой деятельности человека. Это понятие всеобъемлющее, как материнская любовь. Разве найдется в мире человек, который будет против того, чтобы работать максимально продуктивно?

Но я убежден, что проблема коренится не в этом определении данного термина, а в том, как оно неизменно реализуется нами на практике. В реальном мире продуктивность означает не наибольшие выгоды при определенных затратах – она означает наибольшие измеримые выгоды при измеримых затратах. Иными словами, практическая продуктивность организации означает продемонстрированную, доказанную продуктивность, более того – подсчитанную и вычисленную. Менеджмент, охваченный навязчивой идеей продуктивности, – это менеджмент, одержимый измерениями и оценками. И именно здесь коренится проблема.

Эту мысль можно наглядно продемонстрировать благодаря простому эксперименту. В самом начале курса лекций, посвященных совершенно другой теме, я попросил 59 студентов факультета делового администрирования письменно ответить, что первым приходит им в голову, когда я говорю, что ресторан работает продуктивно. (Предлагаю читателям на несколько минут прервать чтение и сделать то же самое.) Если исходить из определения Саймона, ответы должны быть очень разными; согласно моим идеям, однако, в них должны доминировать всего несколько конкретных критериев.