Она торопливо поднесла чашу к губам и осушила ее. Чудодейственный напиток и так был крепок, а густой осадок на дне обладал еще более мощным действием. Эйла, пошатываясь, направилась во второй отсек пещеры. Сквозь сумбур в ее голове смутно брезжила одна неотвязная мысль: чашу необходимо надежно спрятать. Но прежде чем Эйла добралась до своего очага, чары напитка завладели ею полностью.

Внезапно Эйла перестала понимать, где она. Незаметно для себя она уронила драгоценную чашу прямо на камни, окружавшие очаг. Во рту она ощущала неведомый доселе вкус – вкус древнего, первобытного леса, влажной плодородной земли, гниющего дерева, гигантских листьев. Стены пещеры словно раздвинулись, отступая все дальше и дальше. Эйле казалось, она превратилась в насекомое и ползет по земле. Теперь она замечала все мелочи, ранее ускользавшие от ее взора: каждый камешек, каждую пылинку, легчайшие отпечатки ног. Краешком глаза она уловила какое-то движение – это паук взбирался по своей шелковой нити, сверкающей в свете факелов.

Огонь притягивал Эйлу неодолимо. Как зачарованная смотрела она на пляшущие языки пламени, на черный дымок, уходящий к сводам пещеры, которые тонули в кромешном мраке. Подойдя к факелу поближе, Эйла увидела в нескольких шагах еще один и двинулась на манящее пламя. Стоило ей дойти до него, она заметила впереди другой факел, потом еще и еще – они уводили ее все глубже в пещеру. Вскоре факелы сменились маленькими каменными светильниками, но Эйла не обратила на это внимания. От ее затуманенного взгляда ускользнул просторный подземный зал, где сидели мужчины, погруженные в глубокое забытье, и тесный отсек, где в беспамятстве лежали мальчики-подростки, впервые допущенные к участию в обряде наравне со взрослыми.

Влекомая лишь огнем, Эйла переходила от одного светильника к другому. Огни провели ее через узкий коридор, за которым открывался обширный сводчатый зал, и снова поманили в узкий проход. Она то и дело спотыкалась на неровной почве и хваталась за влажные стены, которые начинали предательски кружиться. Войдя в очередной коридор, она различила впереди розоватое сияние. Проход оказался невероятно длинным, она брела по нему целую вечность. Иногда ей представлялось, что она со стороны смотрит на светловолосую молодую женщину, которая пробирается по сумрачному подземному коридору. В голове у Эйлы царила густая темная пустота. Перед ней словно распахнулась ужасающая безмерность небытия, и она невольно содрогнулась.

Наконец Эйла достигла освещенного конца коридора. Впереди несколько человек сидели на полу, образовав круг. Остатки осторожности, сохранившиеся в затуманенном мозгу Эйлы, заставили ее остановиться и притаиться за каменным выступом. В залитом светом подземном зале десять Мог-уров справляли священный ритуал. Они открыли праздничный вечерний обряд, в котором принимали участие все мужчины Клана, но завершить его доверили своим помощникам. Сами же шаманы удалились в святилище, чтобы приобщиться к таинству, скрытому даже от тех, кому предстояло прийти им на смену в будущем.

Перед каждым из Мог-уров, закутанных в медвежьи шкуры, стоял череп пещерного медведя, в нишах по стенам тоже виднелись магические черепа. В центре круга Эйла заметила какой-то предмет, покрытый темными волосами, но не сразу поняла, что это. Вдруг ее пронзила страшная догадка. Лишь благодаря действию напитка, сковавшего ей горло, она не закричала. То была голова Горна.

Помертвев от ужаса, Эйла наблюдала, как Мог-ур из Клана Нор-га камнем проделал отверстие в затылке погибшего охотника. Показалась розовато-серая масса – мозги Горна. Шаман безмолвно свершил над головой несколько ритуальных знаков, потом запустил руку в отверстие, зачерпнул немного вязкого вещества и передал голову следующему Мог-уру. В глазах у Эйлы темнело от отвращения. И в то же время жуткое зрелище властно притягивало ее взгляд. Каждый из шаманов держал на ладони частичку мозгов человека, убитого грозной лапой пещерного медведя.

Голова у Эйлы кружилась, словно перед ней разверзлась бездонная пропасть. Она судорожно сглатывала, чтобы сдержать тошноту. Но когда священные мужи Клана принялись поедать человеческие останки, Эйла сорвалась с обрыва и устремилась в гулкую зияющую тьму.

Крик рвался из ее груди, но она лишилась голоса, лишилась зрения, лишилась всех чувств. Тело ее отказалось служить ей. Но в своем оцепенении она не могла избавиться от леденящего кровь кошмара. Не разжимая губ, она кричала, умоляя о помощи, но напрасно. Страх сжимал ее все крепче, увлекая в черную бездну.

Неожиданно она вновь обрела почву под ногами. Какое-то новое ощущение, блеснувшее в ее мозгу, повлекло ее прочь из затягивающей пустоты. Внутри ее ожили чувства, но она с изумлением догадалась, что они принадлежат не ей, а кому-то другому. Самым сильным из этих чувств была всепоглощающая любовь, но к ней примешивался страх, гнев и даже любопытство. Потрясенная Эйла поняла, что в сознание ее проник Мог-ур и завладел всеми ее помыслами. Всем своим существом она испытывала странное стеснение; в этом духовном слиянии, не достижимом на физическом уровне, было что-то захватывающее и упоительное.

Чары магического напитка из корней обострили способности, от рождения заложенные во всех людях Клана. Бессознательные знания, инстинкты, дарованные от природы, слагались у них в память, общую, родовую память. Люди Клана умели взывать к знанию своих предков и в моменты, когда чувства их обретали особую пронзительность, могли сливаться в едином сознании. Мог-уры, чей дух привык покидать телесную оболочку, настойчиво развивали свои врожденные способности. Каждый из них проникал в другого, соединяясь с ним в одно целое; лишь Великий Мог-ур обладал несравненным даром мистического видения.

Он не только умел раздвигать пределы своей памяти и впускать внутрь себя воспоминания других. Через его мощное сознание осуществлялась связь прошлого и будущего, единение прародителей и потомков. Поэтому слияние, переживаемое мужчинами его Клана во время обрядов, было особенно полным и всеобъемлющим. Мог-ур вбирал в свой гигантский мозг память сидевших вокруг него людей, и каждый ощущал, что неотрывен от остальных, и испытывал восторг, который дает лишь духовная близость. Белая жидкость из чаши Изы уничтожила все преграды, помыслы шаманов открылись Мог-уру, и их единение вовлекло в себя и Эйлу.

Тяжелые роды искалечили тело Мог-ура, но телесная его немощь возмещалась невероятным развитием мозга, который обрел сверхъестественную силу. Этот кривобокий, хромой человек являлся венцом, к которому стремилась природа, создавая людей Клана.

Ныне эта ветвь человечества исчерпала свои возможности развития. Чтобы выжить в стремительно меняющемся мире, людям Клана требовалось измениться самим. Но, подобно гигантским животным, к которым они питали благоговейное почтение, люди Клана были не способны к коренным переменам.

Они достигли высокой степени общественного развития, заставляющего их заботиться о больных и незрячих, и высокой степени развития духовного, заставляющего их хоронить мертвых и чтить своих покровителей. Они обладали мозгом невероятных размеров, но были лишены лба. Природа отказала им в возможности решительного рывка. На протяжении нескольких столетий Клан не двигался вперед, лишь повторял опыт прошлого. Он был обречен разделить судьбу мамонтов и громадных пещерных медведей. Сами того не зная, люди с каждым днем приближались к угасанию, уготованному им в недалеком будущем. Искалеченный Креб вобрал в себя всю духовную мощь, отпущенную человеку природой, но и он был бессилен что-либо изменить.