А сейчас он вынужден был признать, что его слова не произвели на «отверженных» должного впечатления. Он не винил их за это. Почти не винил. В конце концов, ему было уже под пятьдесят, а с виду можно было дать гораздо больше, несмотря на все те изменения, которые произошли в его организме после посещения Лабиринта Безумия. Внезапно внимание Рэндома привлек какой-то новый звук. Он обернулся, но так и не понял, в чем дело. Внизу что-то скользило. Металлический пол начал вибрировать под ногами Рэндома, как платформа при приближении поезда. Члены совета прервали свое совещание и с озабоченным видом уставились на пол, а затем вытащили мечи. Все зрители вскочили на ноги.

— В чем дело? — спросил Шторм. — Что происходит?

— Рептилии, — ответил Длинный Джон. — Подземные твари. Они прогрызают свои ходы в металле, как в мягкой земле, и пожирают все, что не может оказать им сопротивления. Тех, кто сопротивляется, тоже обычно пожирают.

Руби Джорни потянулась было за мечом, но вспомнила, что согласилась отправиться в путь без оружия, и негромко выругалась. Шторм лихорадочно вертел головой. Рэндом успокаивающим жестом положил ему руку на плечо.

— Не волнуйтесь, — сказала Мэри Разорви Глотку, подбрасывая в руке свой меч. — Мы вас защитим.

В этот момент пол у ног Рэндома треснул, и вверх взметнулась длинная шея, увенчанная громадной — не меньше четырех футов — тупорылой чешуйчатой головой. Глаз у чудовища не было вообще, а огромная пасть была утыкана острыми зубами. Вокруг царил сущий бедлам — все зрители из нижних рядов карабкались наверх, пытаясь оказаться как можно дальше от зубастой твари. Длинный Джон размахнулся и ударил чудовище мечом, но сталь лишь скользнула по прочной чешуе, не причинив зверю никакого вреда. Чудище махнуло огромной головой и сбило Джона с ног. Все вокруг вопили, призывая кого-нибудь поскорее принести дисраптер.

Рэндом шагнул вперед и со всей силы стукнул змееподобное чудище кулаком. Кулак легко пробил толстую броню и глубоко ушел в мякоть шеи. Зверь взвыл от боли. От его пронзительного вопля закладывало уши. Рэндом заставил себя просунуть кулак еще глубже. Животное задергалось в конвульсиях, из огромной зубастой пасти хлынула черная кровь, но Рэндом не отступал. Он по локоть погрузил руку в горло чудовища и наконец нащупал длинный тонкий хребет. В следующее мгновение он уже сомкнул пальцы вокруг хребта и легко переломил его. Чудовище вздрогнуло и издохло. Вся его видимая часть рухнула на пол.

Несколько мгновений стояла мертвая тишина, а потом зал буквально взорвался аплодисментами. Члены совета смотрели на Рэндома, открыв от удивления рты. Но вскоре и они убрали мечи в ножны и принялись аплодировать. Рэндом осклабился. Похоже, ему наконец-то удалось произвести впечатление на «отверженных». Шторм ошеломленно потряс головой. Он явно не верил своим глазам. Рэндом вытащил окровавленную руку из шеи поверженного чудовища.

Руби протянула ему носовой платок и, наклонившись к самому уху, прошептала:

— Пустил ты им пыль в глаза.

А война все продолжалась.

Наступила весна, и температура стала стремительно повышаться. Снег и лед растаяли и затопили траншеи. Изо всех щелей хлынули проснувшиеся представители местной фауны, заполонив подземные туннели. Зимняя спячка окончилась. Хищные твари проснулись и принялись пожирать друг друга. Плотоядные растения с острыми подвижными шипами, покрытые густым мехом животные всех размеров, состоявшие, казалось, из одних только когтей и клыков, — все они отчаянно боролись за жизнь. Те, кто выходил победителем из схватки со своими товарищами, сражались уже с мятежниками за право владеть залитыми кровью траншеями. Мятежники бились по двое, спина к спине, отгоняя наседающих тварей мечами, топорами, а иногда и дисраптерами. Таков был первый день весны. В этот день даже войны не было — обе стороны были слишком заняты. Армия Вольфов тоже боролась со зверьем. А из земли выползали все новые и новые существа, от пиявок, чья слизь содержала разъедающую стены кислоту, до каких-то огромных тварей, медленно прогрызающих себе путь наверх, к солнцу и теплу. Большие черви, ядовитые рипперы, шипастые, закованные в естественную броню големы — кого тут только не было! Весной мир действительно оживал.

Джек Рэндом и Руби Джорни дрались все время рядом, и земля вокруг них была залита кровью и слизью. У них была отличная реакция, и они никогда не уставали. Казалось, Джек и Руби были вездесущи, и всюду они оказывались в самый критический момент. Они были непобедимы. А Александр Шторм, который в молодости всегда сражался наравне с Джеком — в те времена никто не мог превзойти его в умении владеть мечом, — Александр Шторм теперь занимался стратегией и рассылал людей туда, где они были больше всего нужны. Весь день он имел дело только с разведчиками и курьерами и старался не думать о том, что постарел.

Буйство просыпающейся жизни продолжалось до самого вечера, другими словами — до середины весны. К этому времени «отверженные» под командованием Рэндома, Руби и Шторма снова были полновластными хозяевами своих туннелей и траншей. Им лишь ненадолго удалось опередить фабричных охранников, но ведь у тех не было недостатка в дисраптерах. И вот на рассвете второго дня весны, усмирив непокорную флору и фауну, обе армии были готовы снова заняться делом.

Второй день весны принес с собой проливной дождь. Уже с утра во всех траншеях было по щиколотку ледяной воды — она набиралась быстрее, чем успевала вытекать. Мятежники, разбрызгивая воду, прошлепали к своим позициям и замерли, ожидая сигнала. Прозвучал свисток, и обе армии высыпали из своих траншей на спорную территорию посередине. Засвистели стрелы, воздух прорезали лучи дисраптеров. А потом для стрельбы уже не стало места, и началась рукопашная. Сталь со звоном ударялась о сталь или с глухим стуком — о человеческую кость. Две армии превратились в огромную толпу сражающихся. Каждый видел только своего противника. Мужчины и женщины с воплями падали и умирали, заливая кровью сковавший землю металл, а дождь тут же смывал эту кровь.

Бой шел весь день, не принося преимущества ни одной из сторон. Дождь тоже шел, и за стеной ливня силуэты сражающихся казались зыбкими и размытыми. Кто-то уже обезумел от ярости битвы и стихии и с воплями рубил всех вокруг, не разбирая, где друг, а где враг. Воздух был настолько насыщен влагой, что трудно было дышать. Дождь заливал глаза и уши, попадал в рот. Но, несмотря ни на что, бой продолжался. Рэндом и Руби стояли спина к спине, их мечи мелькали с невозможной скоростью. Им никто не мог противостоять. Вокруг падали и умирали мятежники и наемники, но эти двое были непобедимы. Они сражались до тех пор, пока не прозвучал сигнал к отступлению и обе армии не скрылись в своих траншеях, унеся с собой раненых и убитых. А ливень все не стихал. Таким был второй день весны.

А на следующее утро наступило лето. Дождь стих, как будто его кто-то выключил, и на смену ему пришел палящий зной. Он становился все невыносимее и невыносимее, и когда казалось, что жарче быть уже не может, температура все еще продолжала подниматься. Вода в траншеях активно испарялась. Горячий воздух обжигал бронхи. В этом раскаленном аду трудно было даже пошевелиться. На белом от жары небе сияло ослепительное солнце. Наемники Вольфов влезли в специальные охлаждающие костюмы. У мятежников таких костюмов не было, но им это было не нужно. Ко всеобщему удивлению, Руби и Рэндом тоже не нуждались в охлаждающих костюмах. Они легко приспособились к новому климату. И вот снова раздались свистки, и обе армии встретились там же, где и вчера, на этот раз под палящим солнцем. Кровь лилась из распоротых мечами животов, а лучи дисраптеров заставляли человеческие головы взрываться подобно гнилым фруктам. Вот вскрикнул мятежник, которому вражеский топор рассек руку, а вот обливается кровью наемник, оставшийся без половины лица… Люди дрались, чтобы расчистить себе место для драки. Убитые и раненые падали наземь, под ноги сражавшимся. Крики боли и ярости смешивались с боевыми кличами. Неровная земля покраснела от крови и кое-чего похуже. В конце дня снова прозвучал свисток, и армии разошлись, прихватив с собой раненых. Летом раны воспалялись очень быстро. Убитых бросили разлагаться на поле боя. За ними вернутся позже, ночью, когда жара немного спадет.