Все трое подошли к старому арабу, дававшему туристам за деньги попробовать кальян. Несколько затяжек, сделанные Монзиковым, сразу же отвлекли его от больного плеча, а ещё через две-три минуты Александр Васильевич начал «плыть». Он попал в прострацию и потерял связь с реальным миром. Взгляд у него сделался таким, какой бывает у начинающих наркоманов. Монзиков ещё что-то отвечал, что-то говорил Никите и Сергею, но это были простые, односложные фразы без какого-нибудь смысла. Монзикову было хорошо.

– Так, Серега, давай его отсюда надо уводить. А то он сейчас накурится этой гадости и чего-нибудь ещё сделает с кем-нибудь…, – Никита был несколько встревожен состоянием и видом Монзикова.

– Да ладно тебе, пусть ещё курнёт пару раз, – с некоторым умилением в голосе заметил Сергей. – Смотри как его торкнуло! А ты пробовал эту фигню?

– Шишу? Шишу я пробовал не один раз и тебе советую эту фигню выкинуть из головы, если не хочешь стать таким же отмороженным, как эти черножопые. Понял, да? – Сказал Никита и с силой вырвал у Монзикова кальян. – Пошли, болезный, надо ехать.

– А куда мы его сейчас отвезём? – спросил Сергей.

– Куда, куда? В отель к себе, вот куда! А послезавтра посадим его на самолет и тю-тю, на Родину. Вот так вот. Да. Понял, солопон? – Никита даже и не сомневался в успехе всей операции.

– Никита, а ты заметил, какие классные татуировки у Саньки? – с восхищением спросил Сергей.

– Заметил, заметил. Надо будет ещё выяснить, как и когда он их заимел. Я думаю, что тут что-то нечисто, – Никита вёл Монзикова под левую руку к автобусу.

Монзиков не сопротивлялся. Слегка спотыкаясь, он безучастно смотрел лишь вперед, не обращая никакого внимания ни на окружающих, ни на прекрасный вид пирамид. Александр Васильевич шел себе и шел, никому не мешая, никого не трогая, ни с кем не разговаривая.

Посадили Монзикова в автобус на свободное переднее сиденье. Все задние места были заняты. Минут через 40 к Монзикову окончательно вернулись сознание и интерес к жизни. Ещё ему очень хотелось есть и пить. Когда друзья дали ему бутылку лимонада, то он опустошил её в один присест. Какая-то женщина сзади любезно предложила варёное яйцо и маленькую круглую булочку, кто-то ещё дал два помидора и большой свежий огурец. За 10 минут Монзикову передали столько еды, что на свободном с ним сиденье не было даже места, куда всё можно было сложить. Но Александр Васильевич ел, ел и ел. Автобус ехал с приличной скоростью по окраинам Эль-Гизы в сторону Каира. Начинало темнеть. Дорога была неровной, в ухабинах. Спасало лишь то, что водитель был настоящим ассом, а сам автобус был из славного семейства Мерседес. Публика собралась непривередливая, привыкшая к российскому сервису и совдеповским дорогам. Всё было просто замечательно.

Монзикова сильно трясло на переднем сиденье. Может быть именно поэтому, пища всё входила и входила в голодного человека. Постоянная качка и тряска, словно виброукладочная машина, делали своё дело. Когда Монзиков сожрал половину от того, что ему насобирали туристы, у него в горле встал ком. Он с трудом дышал. Говорить он не мог, двигаться тоже. Монзиков тупо смотрел немигающим взглядом вперед и с ужасом наблюдал за тем, как автобус нёсся по ночной пустыне с бешенной скоростью. Как опытный в прошлом гаишник Монзиков чувствовал, что в автобусе вместе с ним находится более 40 потенциальных трупов. Шансов выжить или остаться уродом у водителя или кого-либо из впередисидящих просто не было. Звучала известная арабская песня Опа-Опа, которую дружно подпевали водитель, его сменщик и два телохранителя с израильскими автоматами Узи. Узкая асфальтовая дорога петляла из стороны в сторону. Где-то вдали светились маленькие точки. Скорее всего, это были электрические лампочки, но домов поблизости нигде не было. Водитель периодически покуривал кальян. От шиши шёл приторно сладкий дым, от которого все кашляли и который ужасным образом действовал на мозги. Голова от дыма раскалывалась и очень хотелось блевать. Монзиков давно начал этот процесс, но фокус его заключался в том, что первая блевотина так и не увидела света, поскольку адвокат плотно сжал губы и дышал, словно паровоз, растопыренными ноздрями. На очередной кочке он делал глотательные движения, затем широко открывал рот и с жадность заглатывал большие порции воздуха, после чего всё повторялось снова и снова.

Возможно, не все читатели бывали в Каире. Сам-то я нигде заграницей, никогда не был, но из рассказов Александра Васильевича знаю, что в большом Каире сегодня проживает более 17 млн. египтян. Большой Каир – это, прежде всего, сам Каир и прилегающий к нему мегаполис Эль-Гиза, с населением, примерно, 2,8 млн. человек, где, кстати, и находятся на окраине города знаменитые три пирамиды и сфинкс, который после исполнения талибами приказа Усамы Бен Ладана стал самой большой каменной скульптурой. Каир – город контрастов. Высотные дома соседствуют с лачугами, верблюды, велосипеды, ишаки и автомобили, гужевые повозки и минимокики – всё это движется, и всё это можно встретить абсолютно в любой части города. Говорить о том, что Каир – красивый город, не приходится, поскольку красота не предполагает наличие грязи, безвкусицы и нищеты. Но и туристы, и сами египтяне любят Каир, которому от природы уготована счастливая судьба. Вероятно, когда уровень жизни в мире выровняется и когда не будет бедных, преобразится и Каир, и Александрия, и Тунис, и другие большие по населению и бедные-бедные по уровню жизни африканские города.

Проехав 60 км от Каира, автобус остановился на автозаправке. Все вышли из салона подышать свежим воздухом. Надо было проветриться, покурить, сбегать в туалет, посмотреть что-нибудь из питья в небольшом кафе, расположенном в торце автозаправки. Монзиков еле-еле спустился по ступенькам и, оказавшись на свежем воздухе, направился к стоявшей у небольшого здания автозаправки урне. Подойдя к ней, Монзиков спустился на колени, открыл крышку, обхватил двумя руками урну и начал блевать. Блевал он долго, издавая при этом страшный рык. После того, как он освободился от всего того, что ещё совсем недавно он пожирал с такой жадностью и с сильным аппетитом, Монзиков направился в туалет. Просидев на очке минут десять, адвокат вышел к автобусу с мокрым лицом и чистыми, тоже мокрыми руками. Ему было очень и очень хорошо. Только сильно хотелось курить. Стрельнув у Никиты сигарету, Монзиков сладко затянулся и с таким блаженством на лице, какое бывает только у ангелочков, выпустил глубокую струю дыма в сторону своего благодетеля, что даже заядлый курильщик Никита сильно закашлялся. Монзикову очень хотелось курить, но надо было ехать дальше. Все пассажиры уже зашли в автобус и заняли свои места. Водитель-дублёр залез в багажный отсек автобуса, где у него было оборудовано два спальных места. Его закрыли и двое охранников сели в салон рядом с обкуренным водителем, и все тронулись дальше в путь.

Во рту у Монзикова была самая настоящая помойка. Несмотря на то, что в туалете Александр Васильевич помыл и руки, и лицо, и рот, блевотный запах и вкус остались. Чувства голода Монзиков не испытывал, хотя вся съеденная им еда осталась в мусорной урне на АЗС. Всё внимание было приковано к дороге. Придурок водитель несся с бешенной скоростью по шоссе, то и дело вылетая на барханы, поскольку даже легковую машину сносило бы с асфальта на поворотах, если бы она мчалась с превышением скоростного лимита. В салоне автобуса было темно, громко играла арабская музыка и сильно пахло шишей, но практически все пассажиры спали в своих креслах. Такая беспечность объяснялась тяготами продолжительной экскурсии. Длинная, однообразная и утомительная дорога в оба конца, пешая многочасовая экскурсия по раскаленной от солнца пустыне, где величественно красовались египетские пирамиды, обильный обед и сытный ужин, запах шиши и болтанка в автобусе – всё это усыпило русских туристов.