Тахион глотнул шампанского. Люстры сверкали, стократ отраженные в нескончаемой череде зеркал, которые швыряли яркий свет, словно осколки стекла, в его раскалывающуюся голову. Он сделал еще глоток шампанского, хотя понимал, что алкоголь отчасти повинен в его теперешнем недомогании. Алкоголь да еще назойливый гул сотен голосов, деловитое пиликанье смычков по струнам и толпа, собравшаяся за стенами этого здания. Для такого восприимчивого телепата, как он, ее присутствие было сравнимо с несмолкаемым прибоем.

Сотни людей, когда их кортеж ехал по длинному, обсаженному ореховыми деревьями бульвару, махали им руками, жадно вытягивая головы в надежде хоть мельком увидеть les ases fantastiques[115]. Приятное разнообразие после ненависти и страха, которыми их встречали в других странах. И все-таки он был рад, что осталась всего одна страна – а потом домой. Впрочем, там его не ждало ничего, кроме новых забот.

«По Манхэттену разгуливает Джеймс Спектор. Ожившее воплощение смерти. Еще одно чудовище, порожденное моим вмешательством. Как только я окажусь дома, придется заняться этим. Выследить его. Отыскать его. Остановить. У меня хватило глупости бросить его ради того, чтобы пуститься в погоню за Рулеткой.

А Рулетка? Где она может сейчас быть? Может быть, я был неправ, когда отпустил ее? Как только дело касается женщины, я веду себя как настоящий болван».

– Тахион! – Веселый оклик Соколицы, прилетевший на волнах мелодии Моцарта, вырвал его из дымки задумчивости. – Ты должен это видеть.

Он нацепил на лицо улыбку и старательно отвел глаза от ее круглого живота, воинственно торчащего вперед и вверх. Джонс, автомеханик из Гарлема, которому явно было не по себе во фраке, нервозно разглядывал высокий светильник, сверкающий хрусталем и золотом, как будто ожидал, что тот вот-вот на него накинется. Длинная вереница зеркал наводила на мысли о «Доме смеха», и Десмонд с его хоботом с подергивающимися на конце пальцами лишь усиливал сходство. Прошлое. Оно мертвым грузом навалилось на его плечи.

Приятели и приятельницы расступились, оставив в одиночестве корявую сгорбленную фигурку. Джокер неловко развернулся и снизу вверх посмотрел на Тахиона. Его лицо было прекрасно. Благородное, чуть тронутое усталостью, вокруг глаз и губ – морщинки, свидетельствующие о перенесенных страданиях. Замечательное лицо – его, Тахиона.

Послышался дружный хохот, и черты поплыли, словно смяли глину или сжали губку, и перед ним оказалось настоящее лицо джокера. Большая квадратная голова с озорными карими глазами и копной седеющих волос, насаженная на маленькое искривленное тельце.

– Простите, но я просто не мог упустить столь соблазнительную возможность, – фыркнул джокер.

– Главное – в точности твое выражение, Тахи, – вставила Кристалис.

– Хорошо тебе смеяться, тебе-то ничто не грозит. Тебя он изобразить не сможет, – протрубил Десмонд.

– Tax, это Клод Боннелл, Le Miroir[116]. Он выступает в «Лидо».

– Пародирует политиков, – пророкотал Молот.

– Ну да, исполняет уморительно смешную сценку с Рейганами, – хихикнула Соколица.

Джек Браун, привлеченный общим смехом, маячил чуть поодаль. Его глаза встретились с глазами Тахиона, и такисианин посмотрел сквозь него. Джек попятился и остановился лишь тогда, когда они оказались по разные стороны от толпы.

– Клод пытается помочь нам разобраться в абракадабре из букв, которую представляет собой французская политика, – сказал Проныра. – Как де Вальми сколотил впечатляющую коалицию из ОПР, ЦСД, ЖЖСШ, ФКП…

– Нет-нет, мистер Даунс, не надо включать мою партию в число тех, что поддерживают Франшо де Вальми. У нас, коммунистов, вкус получше и к тому же имеется свой кандидат.

– Который не победит, – вставил Браун, хмуро глядя на крошечного джокера с высоты своего роста.

Черты Боннелла расплылись, и Эрл Сэндерсон-младший негромко сказал:

– Были люди, которые поддерживали цели мировой революции.

Побелев как мел, Джек отшатнулся в сторону, вокруг него разлилось золотистое сияние – сработало защитное биополе.

После ухода туза повисла неловкая тишина, и Тахион нарушил ее:

– Спасибо.

– Не за что.

– Вы здесь как представитель жертв вируса дикой карты?

– Отчасти, но я здесь также в силу должностных обязанностей. Я – делегат съезда партии.

– Так вы большая шишка у красных, – присвистнул Проныра со своей обычной бестактностью.

– Да.

– Как вы изобразили Эрла? Вы просто изучили прошлое всех членов нашей делегации? – поинтересовалась Кристалис.

– Я очень слабенький телепат. Я могу изображать лица тех, кто оказал большое влияние на какого-то человека.

Помощник Хартманна снова возник у него за плечом.

– Доктор, прибыл доктор Корвисар и хочет повидаться с вами.

Тахион состроил гримасу.

– Делу время, потехе час. Дамы, – вежливый кивок, – господа.

Он поклонился и зашагал прочь.

Час спустя Тахион стоял и слушал камерный оркестр, очарованный убаюкивающими звуками мелодии Мендельсона. Внезапно у него заныли ступни – вот что значит сорок лет, прожитых на Земле! Где его способность проводить долгие часы на ногах без особых проблем? Вспомнив давнишние уроки хороших манер, он втянул живот, распрямил плечи и вздернул подбородок. Ему мгновенно стало легче, но он решил, что еще один стаканчик ему не помешает.

Подозвав к себе официанта, такисианин протянул руку к бокалу с шампанским. И вдруг пошатнулся и тяжело повалился на мужчину – ослепляющая, лишенная направления мысленная атака обрушилась на его щиты.

«Ментальный контроль!

Источник?

Где-то снаружи».

Он смутно слышал, как бьются бокалы, слетевшие с подноса изумленного официанта. С усилием поднял веки, казавшиеся бесконечно тяжелыми. Его собственный пси-поиск и вопиющая сила чужого ментального контроля производили такой искажающий эффект, что действительность стала вдруг странно изменчивой. Яркие наряды гостей посерели. Он видел ментальный щуп – ослепительную полосу света. Она рассеивалась у источника, лишала возможности засечь его. Однако вот он, окруженный сиянием.

Мужчина.

Форма.

Один из офицеров службы безопасности.

Кейс.

БОМБА!

Он мысленно потянулся и схватил офицера. Тот задергался, как мотылек в языках пламени, – Тахион боролся с тем, кто его контролировал. Напряжение оказалось непосильным для человеческого разума, и его сознание погасло – словно задули свечу. Майор упал, широко раскинув ноги, на натертый паркет. Тахион обнаружил, что его пальцы сжимают ручку черного кожаного кейса, хотя не помнил, чтобы он двинулся с места.