Она ушла, прежде чем Грейс нашлась, что ответить. И Грейс поклялась себе, что на следующее лето, когда Эрондейлы вернутся, у нее все получится. Она будет стараться изо всех сил.

Наступила долгая зима. Грейс большую часть времени проводила в молчании и во всем подчинялась матери; лишь в обществе Джесса она чувствовала, что живет, что она человек, а не тень. Они продолжали тренироваться, хотя, строго говоря, тренировалась лишь Грейс, поскольку Джесс теперь был призраком.

Наконец пришло лето. Грейс собрала волю в кулак, как ей было велено, и назначила Джеймсу свидание, но когда она впервые увидела его после долгой разлуки, ее охватили сомнения, и она выбранила себя за нерешительность. Ей не хотелось выполнять приказ матери. Джеймс сказал, что недавно перенес жгучую лихорадку; он побледнел и исхудал, но был полон энергии и надежд на будущее. Он был рад видеть Грейс и взахлеб рассказывал ей о какой-то девушке по имени Корделия Карстерс, которая выхаживала его во время болезни и составляла ему компанию. Грейс быстро поняла, что Джеймс не в состоянии говорить ни о ком и ни о чем, кроме этой мисс Карстерс.

– Ну? – грозно спросила мать, когда Грейс вечером вошла в ее кабинет.

У Грейс от страха пересохло в горле.

– Джеймс влюбился в другую, – пролепетала она. – Это произошло совсем недавно. Я не думаю, что он влюбится в меня, если он уже влюблен.

– Если тебе чего-то недостает, то не могущества, а силы воли, – рассердилась Татьяна. – Он влюблен – так заставь его об этом забыть. Ты можешь заставить его чувствовать то, что угодно тебе.

– Но…

Грейс хотелось сказать, что, по ее мнению, не следует заставлять Джеймса забыть эту девушку, его возлюбленную, пусть даже это и в ее, Грейс, силах. В конце концов, Джеймс был ее единственным настоящим другом. Конечно, если не считать Джесса, который был, во-первых, ее братом, а во-вторых, привидением. Но она не посмела перечить матери.

– Мама, мои чары не действуют на него. Клянусь, я сделала все, как нужно. Когда ты велела мне испытывать свои силы с другими, в Париже, они подчинялись немедленно. Это не требовало от меня никаких усилий. Но с Джеймсом все иначе. Я старалась, старалась как могла, но ничего не вышло.

Татьяна взглянула на дочь, коварно прищурившись.

– Глупая девчонка. Ты думаешь, будто твои чары бессильны против него потому, что он влюблен в другую. Но я последние несколько месяцев не сидела сложа руки и навела кое-какие справки. Теперь я считаю, что дело в нечистой крови Эрондейла.

– Как это? – робко спросила Грейс.

– Его мать – чародейка, – объяснила Татьяна. – Насколько я понимаю, за всю историю это первый случай рождения у женщины-нефилима живого ребенка от демона. На ней лежит двойное проклятье.

Затем Татьяна глубоко задумалась. Грейс молча ждала.

Внезапно женщина подняла голову и окинула дочь хищным взглядом.

– Жди здесь, – резким тоном приказала она и вышла в коридор. Грейс решила, что мать отправилась в подвал, куда ей самой было запрещено заходить. Она опустилась в кресло у камина, молясь про себя о том, чтобы солнце поскорее село. Ей не терпелось увидеть Джесса. Мать немного смягчалась, когда Джесс приходил.

Буквально через несколько минут Татьяна вернулась, радостно потирая руки. Грейс насторожилась.

– Один из моих покровителей – объявила Татьяна, усаживаясь за письменный стол, – нашел решение твоей проблемы.

– Один из твоих покровителей? – переспросила Грейс.

– Да, – подтвердила Татьяна, – и теперь мы получим абсолютную власть над Эрондейлом. Он будет подчиняться тебе во всем.

Она вытащила из кармана браслет – простой серебряный обруч. Браслет сверкнул в свете канделябра, и Грейс зажмурилась. Татьяна продолжала излагать свой план. Она придумала целую историю: Грейс должна была сказать Джеймсу, что браслет принадлежал ее родной матери и переходил в ее семье из поколения в поколение. Девочка почувствовала, как болезненно сжалось сердце. Однако ощущение это было мимолетным, и она была уверена, что переживания не отразились на ее лице. Татьяна собиралась спрятать браслет в шкатулку, а шкатулку оставить в кабинете; Грейс следовало уговорить Джеймса выкрасть этот браслет для нее.

– В тот момент, когда он возьмет в руки этот предмет, – говорила мать, – он лишится собственной воли. Эта вещь обладает таким могуществом, что одно прикосновение к ней заставляет человека подчиниться его магии.

– Но зачем заставлять Джеймса красть браслет из нашего дома? – удивилась Грейс. – Я уверена, он наденет браслет, если я просто отдам его и скажу, что это подарок.

Татьяна ухмыльнулась.

– Грейс, ты так наивна. Кража браслета станет для него захватывающим приключением, потому что она подразумевает опасность и риск. Он будет дорожить этой вещью – потому что он полюбит тебя, разумеется, но также и потому, что в его сознании браслет будет связан с романтической историей.

Грейс знала, что возражать и отказываться бесполезно. Она не могла спорить с Татьяной, противиться ей – никогда. Кроме матери, у нее никого не было на всем белом свете, ей некуда было идти. Если бы она завтра призналась во всем Джеймсу, отдалась бы на милость его жестоких родителей, она потеряла бы все: дом, имя, брата. Она знала, что мать будет преследовать ее до самой смерти, рано или поздно уничтожит ее.

Кроме того, у нее имелись свои причины выполнять приказ Татьяны. В последний год мать не раз намекала ей на то, что затея околдовать Джеймса Эрондейла каким-то образом связана с планом возвращения Джесса. Она не говорила этого прямо, но Грейс была неглупа и сразу сообразила, что к чему. Существовал предел, дальше которого она не могла пойти ради матери. Но она знала, что присутствие Джесса, живого и здорового, изменит ее жизнь навсегда. Она была готова на все, абсолютно на все ради его спасения – потому что, вернувшись, он, в свою очередь, мог спасти ее.

Грейс опротивела зима, мокрый снег, грязное месиво под ногами, холодная вода, которая просачивалась в ее тонкие ботинки, метель и пронизывающий северный ветер. Ни муфта, ни шапка, ни шуба не помогали; холод проникал под одежду, руки и ноги немели, и ей казалось, что ее маленькое хрупкое тело никогда не отогреется.

Прежде Грейс проводила холодное время года за стенами Блэкторн-Мэнора, но этой осенью и зимой она вынуждена была выходить на улицу чуть ли не каждую ночь. Промерзнув до костей, она возвращалась в дом Бриджстоков, где ее ждала нетопленая комната и постель с давно остывшей глиняной грелкой.