И опять Сухов не дал Ванге говорить:

– Сами копаетесь в экскаваторе?

– Люблю возиться с железками, – усмешка. – Это ведь тоже не наказуемо. Сухов, мне известно, что у вас похитили дочь, и я вам очень сочувствую, но давайте не ходить вокруг да около.

Пространство вокруг них наэлектризовалось. Но Сухов продолжал говорить спокойно, и Ванга поняла, что он делает. Нашла коса на камень. Игорь непробиваем, у них на него ничего нет, и он знает это. И может их выставить в любую минуту. Здесь Ванга, и он пока оказывает им любезность. Но коса нашла на камень. И Сухов будет так же говорить, отрабатывая прямо сейчас по ходу дела свою версию, и ждать, кто первым из них ошибётся и совершит прокол.

– Сегодня ночью, – Сухов вздохнул, – как раз в момент нападения на дом Орловых, мне пришли от Форели два любопытных сообщения. Не хотите ознакомиться?

– Нет.

– Я могу прочитать, но лучше посмотрите сами – возможно, там что-то личное. А возможно – больше.

– Ладно, хоть вы и тратите моё время впустую…

Игорь Рутберг посмотрел. Телефон Сухова находился в руках владельца:

– Полагаю, «Крёз» – это синоним слова «олигарх», а «клининг-менеджер» – уборщица. Как вы это прокомментируете? – спросил Сухов.

– Что именно? Форму изложения эксцентричного писателя?

– Суть.

– Почему моя сестра у него работает? – Игорь Рутберг рассмеялся. – Хочет.

– Суть не в этом, – усмехнулся Сухов. – Посмотрите второе сообщение.

– Такой же бред.

– Конечно, имя матери не может быть отчеством. Здесь я вынужден согласиться.

Что-то услышала Ванга в голосе Сухова. Какую-то холодную решимость, когда все сомнения уже позади. Он не уйдёт отсюда без дочери. Или без… Только б он не наделал глупостей! Но Сухов уже убеждён; он что-то поймал, какую-то эмоцию, пока только её, и он будет давить, капля за каплей, ком за комом, пока это не вызовет лавину. Все домыслы сложились в картину, капли, комья, кусочки, склеенные этой эмоцией, но ему нужны не доказательства, не только они, он больше не верит в правосудие, ему нужна его дочь. И он уже отсюда не уйдёт.

– Вернее, неточно выразился, – голос Сухова звучит уже несколько нудновато. – Редко кто берёт имя матери своим отчеством. Ведь так, Игорь Марленович? Точнее, Игорь Павлович. Ведь отца вашего звали Павел Протасов. Имя, известное в советских академических кругах.

– Смотрю, вы неплохо покопались в моей биографии, – Ванга услышала в голосе Игоря Рутберга то ли насмешку, то ли угрозу. – Но тоже не за семью печатями. Всё было сделано официально. Так в чём проблема?

– Отчество, – словно впервые услышав это слово, произнёс Сухов. – Верно? Ведь Марлен Рутберг была вашей матерью. Так появился Игорь Марленович Рутберг?

Игорь вздохнул. И Ванга вдруг увидела, что Сухов может оказаться прав. Но мужчина, которого она так хотела бросить, уже решил отшутиться:

– Что в имени тебе моём…

– Не только фамилию Протасов, но и отчество, – Сухов всё не унимался. – Имя матери, которая, возможно, убила собственного мужа. А может, это был сын, защищая мать? Или кого-то из сестёр? А, Игорь Марленович, как?

– Убирайтесь, – процедил Игорь Рутберг.

– А покопался не я. Нет, – признался Сухов. – Для этого был нужен более эксцентричный ум, как вы выразились. Покопался Форель. И про Мадам свою тоже всё понял эксцентричный Форель. Что вы ему ввели? Чтоб писатель не смог выразить элементарные вещи?

– Вон.

– Что происходит, Игорь?! – сказала Ванга.

– Вон, оба! И без ордера больше не являйтесь. Если сможете достать.

– Ольга Орлова ведь приехала сюда не за помощью, да? Она тоже догадалась, верно?

– Если найдётся прокурор, который вам его выпишет.

– Я полагаю, её жизни угрожает опасность. И вот ещё вопрос: на чём вы прокололись – случайные совпадения или перестали видеть края?!

– У вас будут очень большие проблемы, Сухов. Сам напросился. А теперь убирайтесь отсюда.

– Младшая сестра, которая очень давно, совсем девчонкой порвала со своей семьёй. Это произошло в тот год, когда умерла Марлен Рутберг?

– Пошёл ты, сука…

Ванга увидела, что через лицо Игоря как будто прошло пятно темноты, видоизменив, почти трансформировав его в лицо незнакомца.

«Эмоция, – подумала Ванга. – Какая-то чудовищная, но всё ещё эмоция. И это всё ещё можешь быть не ты».

А Сухов увидел кое-что другое. И понял, что не ошибся. И провоцировать хозяина дома больше не имеет смысла. В тот момент, когда им указали на дверь, он успел это увидеть. Нижний подвальный этаж, окошко. Глухое окно, до которого ещё надо было дотянуться. И тому, кто сейчас сумел сделать это, понадобилось неимоверное количество сил. И лицо его было искажено такой же неимоверной мукой, как на пробковой панели, где Эдвард Мунк поведал миру о том моменте, когда зарождающийся вопль становится криком, выброшенным в ультимативную пустоту. Но там, за этой гранью, по ту сторону боли и отчаяния, которых Сухову было уже не спутать, и могла родиться надежда. В доме находится кто-то ещё, о ком хозяину не известно. И Сухов вцепился клещами в эту надежду, вспомнив странные слова Ванги про «Доместос» и странное имя Дюба. И Игорь Рутберг мгновенно понял это, увидел в отсвете Суховских глаз. Он успел прореагировать, сделал шаг назад, когда Сухов надвинулся на него и сказал:

– Где моя дочь, ублюдок?

(Тебе придётся сделать так, чтобы здесь стало темно, – он указал ей на сердце. – А потом придётся научиться там видеть.)

Оставалось ещё две ступеньки, но почему-то руки теперь не слушались. Жар… Два дня или больше. Наверное, если б у него было заражение крови, он бы уже умер. И Дюба помочился на открытые раны, но они всё равно загноились. Лестница начала расплываться перед глазами, а сердце пыталось выскочить из груди.

«Только не отключайся», – сказал сам себе Дюба.

Но сознание не желало слушаться. Он обещал девочке их вытащить, да вот, в последний момент сплоховал. Сейчас, только чуть передохнуть и ползти дальше. Сзади:

(ворчание)

звук приближается, или показалось? Дюба ухватился за верхнюю ступеньку, попытался подтянуться, и тут же что-то вцепилось ему в ноги,

(злобное ворчание)

стало тащить обратно, повиснув гирями, вызывая нестерпимую боль. Он положил голову на деревянную ступеньку лестницы, чуток передохнуть, и дальше, вот он, верхний порожек, совсем близко. Правда, чёрные точки перед глазами кружатся мухами… Дюба сделал ещё одну попытку подтянуться, и тогда это что-то словно вгрызлось ему в спину, ухватив горло в тиски, и принялось душить. А лестница под ним дрогнула, поплыла, и он провалился сквозь неё, вниз, в темноту, увлекая за собой того, кто сейчас со злобным хохотом душил его. Карлика. Здесь, внизу, истинный хозяин и страж зиндана. Дюба видит лестницу, по которой только что полз, она совсем другая, погружена в сумрак, лишь снежинки пепла кружатся в воздухе.