И они пойдут за мной, мной и светом, который несет мой меч.

Когда люди очень хотят верить, нужно дать только повод. В остальное они поверят сами. Даже маги очень хотят верить, что у них впереди – жизнь. И люди вставали и шли за мной.

И я знал, что это навсегда. Они видели не меня – а образ, сплетенный из слов. И никакая сила уже не сломает его в их головах и сердцах.

Я повернулся лицом к горизонту. Сознание распалось на тысячи граней, а потом сложилось вновь, став четким, как никогда. Я потянулся к своим теням, и потянул их силу к себе. Она взбурлила, встала на дыбы, могучая, безудержная и заполнила каждую клетку до отказа. Я схватил в горсть россыпь призрачных, не видимых больше никому нитей и дернул.

Для нескольких десятков людей мир замер на полушаге. Замер весь, вместе с призрачными порождениями бури. И люди бросились вперед, теперь уже не просто веря – зная.

Я ощущал спиной тяжелый взгляд черных глаз, но не чувствовал ничего. Не тебе выговаривать мне. Твое место – за моей спиной. Оставайся там.

А они… Пусть верят в своего мессию.

Скай.

Мир расплывался в мозгу в серое, ничего не значащее пятно. Он медленно проплывал внизу, не задевая отупевшее сознание, которое заволокло густым и липким, как патока, туманом. Мысли лениво ворочались в нем, все медленнее и медленнее, пока не застыли слипшимися леденцами.

В ушах звучал мерный, гулкий и очень, очень медленный стук. Сердце. Тихий шелест, все длящийся и длящийся. Без конца. Без начала. Это вдох.

Легкое напряжение в мышцах – и огромные, непомерно огромные крылья делают взмах. И легкое тело несется вперед.

И снова проплывает внизу мутно-серый от непогоды мир. И маленький его кусочек, окруженный тысячами сверкающих огоньков. И вдруг – вспышка, слепящая вспышка боли волной прокатывается по правому крылу, подхлестывая разум раскаленным кнутом.

Мотаю головой, слишком тяжелой, и сознание наконец проясняется. Животная форма всегда пытается подгрести сознание под себя, а я слишком давно ее не принимала. Замок, темная серая куча камня, казалась именно кучей. Темной. Серой. Я забрала влево и облетела ее с юга. Снова и снова, бесконечные круги в надежде хоть на что-то… За внешним периметром было пусто. Внутри него – только трупы и никого, кого можно было бы назвать живым. Опять. Снова. Как и как и час, и два, и три назад.

Я удивлена? Уже в который раз – нет. И, возьми меня Бездна, очень об этом жалею.

Слишком многое повернулось бы по другому, если бы…

ЕСЛИ БЫ.

Ненавижу сослагательное наклонение. Не ложка, а целая бочка бесконечных, черных, вязких и ядовитых, как сотня кобр, «если бы». Нет, не было и никогда не будет уже ничего по другому. Переиграть историю не могут даже титаны, что уж говорить о нас, полжизни проводящих в сослагательном наклонении.

Я скорчила гримасу на воображаемом лице. Не удержалась, и еще раз глянула вниз. По двору бродили разрозненные кучки крошечных, почти неразличимых сверху огоньков. В груди бродила злость пополам с горечью. Сухая, глухая, циничная. Это бывает с теми, кого лишают последних иллюзий. Ох уж эти наши иллюзии…

Чертовы титаны. Чертова война! Я почувствовала, как воздушные потоки снизились и понеслись над землей. И я неслась вместе с ними, а к горлу подкатывался крик – такой же сухой, горький и звенящий. Ледяной ветер обдувал крылья, крупные капли барабанили по толстой коже. А я неслась вперед, глядя, как мелькают внизу скалы, как сливается в одну неровную, неряшливо-бурую полосу зубцы обоих периметров. А впереди меня неслась ударная волна крика, звучащего на всех волнах разом. Сперва все они шли вместе, парализуя, оглушая, прижимая к земле. Потом одно горло сменило частоту колебаний. Следом другое. Потом третье, четвертое, пятое, десятое… Звуковые волны вздыбились, вошли в диссонанс и реальность стало крошить и корежить, как лист фольги. И первыми разметало в пыль выродков Паучихи. Я захлопнула пасть тут же – каменные стены уже начинали дрожать.

Я с силой взмахнула крыльями и поднялась выше. Это не панацея. Через сколько-то времени то, во что переплавилась душа, совьет новое тело. Это злоба, горячая детская злоба на затеявших все это, требовала выхода и находила его. Восточная башня выросла на пути черным узким огрызком, безлюдным и разоренным. Здесь тоже бродили мелкие светящиеся точки, но разрушить их – значит разрушить замок. Я обогнула башню со стороны двора и полетела дальше. Я возвращалась обратно, так и не найдя того, что искала.

Того, что много раз уж клялась защищать. Чего они стоят, все эти клятвы? Чего они стоят без смысла, что когда-то их наполнял? Я мотнула головой. Нельзя мне думать. Сейчас. Потом. Никогда. Это будет подобно смерти. Я кружила над стенами, высматривая людей, а тихий шепоток все твердил и твердил: «Ты сможешь? Разве?».

Смогу. Я все смогу. Я выживу. Но это буду уже совсем другая я.

Но я изо всех сил вцепилась в это свое старое «я». И не выпущу его до тех пор, пока это будет возможно. А потому – не думать.

На стене… Совсем рядом вспыхнула молния, яркая, ветвистая. Я шарахнулась в сторону. Внезапно мелькнула мысль, что меня здесь быть не должно. Не здесь, не сейчас, не в этом обличье, в котором я даже не могу удержать дождь, льющий в глаза. Но инстинкт, вбитый за много веков в подкорку, искусственный до последней мыслишки инстинкт не просто требовал, он орал и визжал над ухом. Ты должна его найти. Просто должна. Найти, вытащить из погибшей уже груды камня, и оттащить туда, где он, по крайней мере, останется жив.

Ох уж эти наши долги… А я задолжала, ох как задолжала. Все свои тысячи лет – все в долг. Все…

Я вскинула тяжелую голову и медленно снизилась. В который раз. Бои идут в трех местах. И люди прячутся, прячутся за стенами, пропитанными магией больше, чем сама Меркала, и под этими стенами не распознать ничего.

Уставшие глаза вглядываются в мутные слабые вспышки, идущие то ли из пролома, то ли из слишком большой арки. А внизу колышется расцвеченное звездами месиво из… всего лишь из мелкой водяной пыли. Смешно? Ни капли. Все это существует, действует и убивает. Крылья натужно работали, борясь с ветром, в пасть стекала вода. И ничего. Пора признать, что это бесполезно. Так я ничего не узнаю.

Даже остался ли он в живых. Я сделала долгий-долгий вдох. Да, необходимо перекидываться и обходить всю не захваченную часть замка, каждую комнату, где мог остаться живой человек. И прежде всего – места боев. Но сначала… Я слишком часто закрывала глаза и отодвигала на задний план вас, Сумерки. Вы – мой народ. Прежде всего. Перед вами у меня тоже долги. Быть может, самые большие в этой жизни. Я рванулась вперед, низко-низко над землей, и снова передо мной летел крик, сбивая уже готовую захлестнуть пролом буро-багровую волну. Я зашла на разворот и поняла, что слабею.

Нет, не так. Силы утекали тонкой струйкой, почти незаметной, но утекали. У меня перехватило дыхание. Из меня их тянули. И я поняла, что это означает. Силы утекали, почти осязаемо струились на север. Крылья сами, еще до того, как решило сознание, подхватили и понесли туда, со скоростью, которую только буря и могла дать. А с души свалился очень, очень большой булыжник. И оттого, как задрожали пальцы, как захотелось облегченно вздохнуть, я поняла – я в который раз лгала сама себе. Для меня этот парень давно перестал быть долгом. И уже никогда не будет, сколько бы раз меня не корежила правда. Есть вещи, не подчиняющиеся разуму, особенно для меня, думающей сердцем.