Такой акцент на вооружении и численности армии, конечно, не учитывает вопросов управления, качества состава и желания нации сражаться, но вся беда в том, что все это дополняло список слабых сторон Италии наряду с дефицитом, ощущавшимся в материальной части. Несмотря на поверхностную фашистскую идеологическую обработку, в итальянском обществе и политической культуре в 1900–1930-е годы не произошло ничего, что изменило бы отношение к армии и сделало ее более привлекательной в плане карьеры для талантливых и амбициозных мужчин. Напротив, общая неэффективность, отсутствие инициативы и карьеризм были удручающими и поражали германских атташе и прочих военных наблюдателей. Армию нельзя было назвать послушным инструментом в руках Муссолини, что могло осложнять, и зачастую осложняло, реализацию его желаний, предлагая множество причин, почему это невозможно сделать. Ему было на роду написано ввязываться (нередко без обсуждения с другими) в разного рода конфликты, где нужно было действовать. Преобладание в армии осторожных и плохо обученных офицеров и огромная нехватка опытных унтер-офицеров не оставляли ей никаких шансов в случае войны с другими великими державами. Военно-морской флот (за исключением активных сверхмалых подлодок) был в ненамного лучшем положении. Если бы командный состав и экипажи Regia Aeronautica были лучше образованны и подготовлены, в этом было бы не много пользы, потому что летать им приходилось на устаревающих самолетах, двигатели которых выводил из строя песок пустыни, бомбы были малоэффективны, а огневая мощь вызывала жалость. Не стоит и говорить о том, что не существовало никакого комитета начальников штабов для координирования планов между родами войск или обсуждения (а тем более определения) военных приоритетов.

Наконец, сам Муссолини в первую очередь нес ответственность за происходящее. Он не был, как это уже не раз утверждалось, всемогущим лидером, как Гитлер, хотя и считал себя таковым. Король Виктор Эммануил III стремился сохранить свои исключительные права и смог получить лояльность большой части бюрократии и офицерского корпуса. Папский престол также был независимым центром власти для многих итальянцев и составлял определенную конкуренцию официальной власти Италии. Как крупные промышленники, так и непокорное крестьянство без особого восторга относились к режиму 1930-х годов. Да и сама Национальная фашистская партия или, по крайней мере, ее региональные руководители, казалось, были больше обеспокоены распределением рабочих мест, чем идеей процветания государства{610}. Но даже если бы Муссолини обладал абсолютной властью, Италия вряд ли бы от этого много выиграла, учитывая склонность Дуче к самообольщению, фанфаронству, его врожденную лживость, неспособность действовать и мыслить эффективно и его некомпетентность как государственного деятеля{611}.

В 1939–1940 годах западные союзники часто рассматривали возможные последствия участия Италии в войне на стороне Германии. В общем и целом британский генштаб предпочел бы, чтобы Италия сохранила нейтралитет в случае войны, чтобы не нарушать мир в Средиземноморье и на Ближнем Востоке. Однако существовали и сильные контраргументы, которые впоследствии оказались верны{612}. В истории мировых конфликтов, как показывает практика, вступление в войну еще одного противника приносит больше вреда противоборствующей стороне, чем самому новому участнику, но Италия времен Муссолини в этом отношении оказалась уникальной.

Угроза статус-кво, создаваемая Японией, также носила специфический характер, но требовала более серьезного внимания со стороны сформировавшихся государств. В 1920–1930-х годах, когда мир был окрашен расистскими и культурными предубеждениями, на Западе многие были склонны недооценивать японцев, воспринимая их как «маленький желтый народ», и только опустошительные атаки на Перл-Харбор, Малайю и Филиппины показали, насколько ошибочным был этот стереотипный образ ограниченных, низкорослых и далеких от техники людей{613}. Японские моряки были хорошо подготовлены к ведению боя как днем, так и ночью. Военные атташе страны непрерывно слали конструкторам кораблей и стратегам в Токио самые свежие разведданные. И армейская, и морская авиация были хорошо подготовлены и имели достаточно компетентных пилотов и членов экипажа{614}. Что касается армии, то во главе ее стояли решительные и сверхпатриотически настроенные офицеры, преисполненные духа бусидо, — это была грозная сила, готовая как наступать, так и обороняться. Фанатичное рвение, которое привело к убийству (предположительно) слабовольных министров, могло с легкостью трансформироваться в эффективные действия на поля боя. В то время как армии других стран только говорили о готовности драться до последнего солдата, японцы именно так и поступали.

Но в отличие, скажем, от зулусских воинов, японцы в рассматриваемый период кроме храбрости демонстрировали теперь и военно-техническое превосходство. Процесс индустриализации, начавшийся еще до 1914 года, мощно подстегнула Первая мировая война, частично благодаря союзническим контрактам на поставку боеприпасов и высокому спросу на услуги японских морских перевозчиков, а отчасти потому, что их собственные экспортеры могли теперь попасть на азиатские рынки, которые Запад больше не обеспечивал всем необходимым{615}. За время войны утроился объем импорта и экспорта, в два с лишним раза увеличилось производство стали и цемента, химическая и электротехническая промышленность тоже достигли хороших результатов. Как и в случае с Соединенными Штатами, Япония за время войны ликвидировала свой внешний долг и превратилась в кредитора. Она также стала главным судостроителем. Если в 1914 году японские верфи спустили на воду кораблей общим тоннажем в 85 тыс. тонн, то в 1919 году — уже 650 тыс. тонн. Согласно данным, опубликованным в «Мировом экономическом обзоре» Лиги Наций, объемы выпуска продукции обрабатывающей промышленности благодаря войне росли темпами, превышающими темпы Соединенных Штатов, а продолжившийся рост в период с 1919 по 1938 год вывел японскую экономику на второе после Советского Союза место по общим темпам развития (см. табл. 28).

К 1938 году Япония фактически не только стала намного сильнее в экономическом плане, чем Италия, но и догнала Францию по всем промышленным показателям (см. табл. 14–18). Если бы генералы не начали в 1937 году войну в Китае и не развернули еще более глобальную агрессию на Тихом океане в 1941-м, то вполне возможно, что Страна восходящего солнца догнала бы и Великобританию по объему выпуска не в середине 1960-х годов, а гораздо раньше.

Таблица 28.

Годовые индексы производства продукции обрабатывающей промышленности, 1913–1938{616} (1913 г. = 100)