компромиссе{630}. Учитывая размер и сложную структуру германского общества XX века, едва ли нужно объяснять нереальность выдвигаемых идей, так как «власть Гитлера имела свои пределы»{631} в стране и существовали люди и целые влиятельные группы, которые поддерживали его в 1932–1933 и даже в 1938–1939 годах, но с убывающим энтузиазмом, а также, несомненно, были и те, кто открыто выступал против режима, и масса тех, кто внутренне противился происходящему. Однако несмотря на подобные исключения, национал-социалистический режим, бесспорно, был очень популярен и, что еще важнее, абсолютно не подлежал сомнениям с точки зрения распоряжения национальными ресурсами. Проводя политику, направленную на развязывание войн и завоевание чужих территорий, а также подчиняя экономику определенным интересам и доведя уже к 1938 году затраты на вооружение до 52% государственных расходов (17% ВНП), Германия, в отличие от других западноевропейских государств, перешла в «высшую лигу». В год подписания Мюнхенского соглашения она тратила на вооружение больше, чем Великобритания, Франция и Соединенные Штаты вместе взятые. Поскольку государственный аппарат мог сконцентрировать силы германской нации, они все были мобилизованы на возобновление борьбы{632}.

Второй важной особенностью перевооружения Германии было пугающе неустойчивое состояние национальной экономики, перегревшейся в ходе бурного расширения. Как уже отмечалось выше, и итальянская, и японская экономические системы столкнулись с теми же проблемами в конце 1930-х годов, и то же самое могло произойти с Францией и Великобританией, если бы они решили ответить на эту безумную гонку вооружений. Но ни одна из этих стран не расширяла и не обновляла свою армию такими темпами, как Германия. В январе 1933 года численность ее вооруженных сил, исходя из наложенных ограничений, не могла превышать 100 тыс. человек, хотя задолго до прихода Гитлера к власти у военных уже был секретный план по расширению армии с 7 до 21 дивизии и восстановлению авиации, танковых сил и других подразделений, запрещенных Версальским договором. Общее указание Гитлера, отданное Вернеру фон Фричу в феврале 1933 года о создании «самой мощной армии, какая только возможна»{633}, было воспринято стратегами, не ограниченными теперь ни финансами, ни человеческими ресурсами, как сигнал для реализации ранее разработанного плана. К 1935 году была введена всеобщая воинская повинность, и армия была расширена до 36 дивизий. Присоединение в 1938 году австрийских подразделений и военной полиции Рейнской области, создание военизированных сил и реорганизация ландвера еще больше увеличили эту цифру. В кризисный период конца 1938 года армия насчитывала уже 42 боевые и 8 резервных дивизий, а также 21 дивизию ландвера. К лету следующего года, когда началась война, германская армия уже имела 103 боевые дивизии, увеличившись меньше чем за год на тридцать две дивизии{634}. Расширение люфтваффе происходило еще масштабнее и стремительнее. Выпуск самолетов в Германии вырос с 36 штук в 1932 году до 1938 в 1934-м и 5112 в 1936-м. В итоге количество авиационных эскадр с 26 (директива июля 1933) увеличилось к началу войны до 302, имевших в своем составе более 4000 боевых самолетов{635}. И если военно-морской флот на этом фоне впечатлял своими размерами меньше, то в значительной степени потому, что (как утверждал еще Тирпиц) для создания мощного линейного флота требовалось как минимум десять — двадцать лет. Тем не менее к 1939 году под командованием адмирала Редера уже находилось большое количество быстроходных современных боевых кораблей, а численность личного состава военно-морского флота с 1932 года выросла в пять раз. Теперь на флот Германия тратила в двенадцать раз больше, чем до прихода к власти Гитлера{636}. На море, как на земле и в воздухе, германская программа перевооружения была направлена на скорейшее изменение баланса сил.

И хотя со стороны все это производило сильное впечатление, внутри ситуация была довольно неустойчивой. Удар по германской экономике, нанесенный территориальными изменениями в рамках Версальского соглашения, огромная инфляция 1923 года, выплата репараций и трудности с возвращением на прежние иностранные рынки позволили Германии поднять свои показатели выпуска продукции до довоенного уровня лишь в 1927–1928 годах. Однако разразившийся в последующие годы экономический кризис быстро уничтожил эти плоды восстановительного процесса. Германия пострадала от него в значительно большей мере, чем большинство других стран: к 1932 году показатели промышленного производства составляли лишь 58% от уровня 1928 года, экспорт и импорт сократились более чем вдвое, размер ВНД уменьшился с 89 до 57 млрд. рейхсмарок, а уровень безработицы взлетел с 1,4 до 5,6 млн. человек{637}. Популярность Гитлера на раннем этапе в значительной степени основывалась на том, что его масштабные инвестиционные программы, направленные на строительство дорог, электрификацию и расширение промышленного производства, существенно сократили уровень безработицы еще до того, как этому поспособствовала всеобщая воинская повинность{638}. Вместе с тем к 1936 году восстановлению экономики стал помогать и фантастический рост расходов на вооружение. В краткосрочной перспективе эти расходы были еще одним квазикейнсианским государственным стимулированием капиталовложений и промышленного роста. Но в среднесрочной перспективе, не говоря уже о долгосрочной, последствия для экономики были более чем пугающими. Возможно, только американская экономика была способна без особого труда справиться с давлением, возникающим из-за подобных расходов на вооружение; экономика же Германии — определенно нет.

Первой серьезной проблемой, которую в то время практически никто из современников не осознавал, была во многом хаотичная структура национал-социалистической стратегии, которую Гитлер, по всей видимости, активно поощрял для сохранения абсолютной власти. Несмотря на заявленный четырехлетний план развития, не существовало какой-либо стройной государственной программы, которая бы связала совершенствование германской военной машины и экономический потенциал страны и расставила приоритеты между отдельными родами войск; номинально ответственный за это Геринг был бездарным управленцем. В итоге у каждого направления был свой головокружительный план развития, в рамках которого ставились новые (зачастую нелепые) цели, и дальше начиналась конкурентная борьба за необходимые инвестиции и особенно сырье. Безусловно, ситуация была бы еще более запутанной, если бы правительство не установило жесткий контроль за рынком труда и не заставило частных промышленников реинвестировать свою прибыль в производство, отвечающее интересам государства, а также путем введения высоких налогов и контроля за уровнем заработной платы и личным потреблением не вызвало бы увеличения в национальном продукте доли капвложений в оборонную промышленность. Но даже когда к 1938 году государственные расходы взлетели до 33% ВНП (к этому же времени по запросу правительства были сделаны и значительные «частные» инвестиции), ресурсов все равно не хватало для активно растущего, порой гигантскими темпами, спроса со стороны германских вооруженных сил. План «Z», разработанный для военно-морского флота Германии, подразумевал поставку 6 млн. тонн топлива (что соответствовало объему горючего, потребленного страной в 1938 году), по плану люфтваффе авиапарк к 1942 году должен был насчитывать 19 тыс. (!) самолетов, включая как фронтовую авиацию, так и резерв, для обеспечения полетов которой потребовалось бы «85% всей добываемой на тот момент нефти»{639}. И каждая служба прилагала все силы, чтобы заполучить как можно больше квалифицированного персонала, стали, шарикоподшипников, нефтепродуктов и других жизненно важных стратегических материалов.