Взволнованная толпа рассыпалась кучками по тротуару. Бледная, с огромными глазами и разлившимся зрачком, Лиза ходила от группы к группе. Вдруг её окликнул знакомый голосок. Это была Бессонова. Лиза страшно обрадовалась.

– Как всё это глупо и бестолково вышло! – звонко говорила Бессонова. – Наши все раскачаться не могли… Колебались-колебались… И кончили тем, что опоздали выступить… Ах, какая досада!

– Значит, все благополучно? Все целы?

– Наши-то целы… А серых избили ужасно!

Лиза чуть не упала.

– Ах! Вон идет Зейдеман с Софьей Львовной… Они видели все… Зейдеман, подите сюда! – на всю улицу крикнула Бессонова.

Красавец-техник со своей невестой подошли, оба взволнованные. Он рассказал все, как было… Лиза наскоро простилась с ними, взяла извозчика и велела везти на Тверскую.

Но тщетно искала она проникнуть туда. Все переулки были заперты. Полиция свирепо гнала всех обратно. Дворники посыпали песком и снегом мостовую, Но кровь впитывала в себя снег и окрашивала его темной, зловещёй краской.

Лиза вернулась ни с чем и заперлась у себя, поджидая звонка, подбегая к окнам, ломая руки… Но долго усидеть не могла. «Может быть, он ранен? Домой приехал?»

Она кинулась к Тобольцевым. Ей отворила Катерина Федоровна.

– Тише!.. Адя спит. У него всю ночь животик болел. К перемене погоды, должно быть… А я думала, это Андрей…

– Так его нет? – Лиза села. Ноги у неё ослабели разом.

– Да, исчез куда-то. Обедать пора. Все перегорело уже… Удивительный человек! Никогда не скажет, ждать ли его, нет ли. Я думала, он у вас… Что же ты не раздеваешься?

У Лизы было такое ужасное лицо, что Катерина Федоровна дрогнула.

– Боже мой! Что-нибудь случилось?

– Ни… ни-че-го… Нет… Ни-че-го…

– Что ты толкуешь?! Разве я по твоему лицу не, вижу?.. Маменька скончалась, что ли?

С Лизой сделалась истерика… Но Катерина Федоровна, подав ей валерьянки, успокоилась. Она поверила, что это личное горе Лизы, которое та обещала доверить ей потом… потом…

Лиза не могла усидеть и здесь и кинулась домой.

Может быть, он у матери?

Жизнь Замоскворечья текла своим мирным путем, далекая от драмы, разыгравшейся в центре. И эта безучастность обывателя казалась Лизе трагическим диссонансом.

Стемнело. Капитон, ездивший с дочкой купить чего-то у Филиппова, вернулся испуганный, с круглыми глазами. Ему отперла Лиза, белая как мел…

– О, Господи! Что на Тверской-то творится! Ты не слыхала?.. Не пускают… Серафима где?..

– Сейчас вернулась.

– И дети дома?

– Да, все целы.

– Ну, слава Тебе Господи! – Он перекрестился и пошел наверх, к матери. А Лиза бросилась опять к окну.

Когда Тобольцев в сумерках подъехал к дому с Соколовой, закутанной в оренбургский платок Засецкой, ему отворила нянька. Она всплеснула руками, увидав его растерзанное пальто и чужую шапку на голове.

– Тише! – резко остановил её Тобольцев. – Где барыня?

– В спальне барчука кормят…

– Не смейте ей говорить ничего! Спрячьте сейчас куда-нибудь это пальто…

Он вышел на крыльцо и почти внес из саней в комнату миниатюрную девушку. Она ослабела и дремала всю дорогу.

– Сюда! Не бойтесь! Я вас познакомлю с моей женой…

Он ввел курсистку в свою спальню-кабинет, снял с неё пальто и уложил её на диван. Повязка на её лбу сбилась. Лицо её было мертвенно, до жуткости бледно.

Нянька стояла в дверях с прыгавшими глазами. Тобольцев приказал ей постелить постель, раздеть и уложить девушку. Ее, действительно, лихорадило. И она не протестовала.

Сам он вымыл руки на кухне, переоделся и пошел в спальню жены. Она только что кончила кормить и осторожно укладывала в люльку задремавшего ребенка. На шаги мужа она обернулась: «Ну, куда ты вечно пропадаешь, Андрей!»

Слова замерли на её губах, такое у него было лицо. Она машинально застегивала капот на груди, не сводя с него глаз и медленно бледнея.

– Что случилось?.. Что вы от меня скрываете?

Он крепко затворил дверь спальни.

– Сядь и слушай!

Ее лицо менялось во время его рассказа. Синие глаза сверкали, но она слушала молча, сжав губы. Только когда у него сорвались слова: «Я видел, как упал знаменосец…», она вдруг встала.

– Ты был там?

– Да, да… Я был там… Я все видел…

Она тяжело дышала и бледнела с каждой секундой.

– Ты попал туда… случайно? – медленно спросила она.

– Нет! Я пошел, как сочувствующий… Потому что мне было стыдно сидеть в безопасности, когда другие идут на гибель!

– Андрей! Ты не смел этого делать!

– Почему?

– И ты ещё спрашиваешь?! Разве у тебя нет обязанностей передо мной и сыном? А если бы тебя убили?

– Каждый день, Катя, убивают и ссылают людей… Никто не спрашивает, что будут делать их семьи!

Она сдавила виски и беспомощно села опять в кресло.

– Ах! Теперь понимаю… Лиза была здесь и плакала… Она, значит, думала, что ты убит… Она, значит, это знала?

– Она тебе сказала что-нибудь?

Катерина Федоровна вскочила опять и топнула ногой.

– Ничего не сказала!.. Вы сговорились меня обманывать…

– Тише!.. Не кричи!..

– Я бы никогда не пустила тебя, если б знала!.. Никогда!..

– Тише!.. Здесь есть чужой человек… Ему нужен покой…

– Что такое? – Она задохнулась и приложила руку к груди.

Он рассказал ей, в чем дело. Она дрожала всем телом, закрыв лицо руками.

– Катя, я твои убеждения знаю и насиловать их не хочу. Но я верю, что ты… христианка и что у тебя сердце есть… Я помню, с каким самоотвержением ты ходила за дочкой Капитона. Я тебя тогда за эту доброту твою так высоко поставил…

Она открыла искаженное лицо.

– Дочка Капитона?.. Нашел с кем сравнивать! Невинный ребенок и преступница… Как я могу отнестись к ней, когда для меня она если не преступница, то безумная девчонка?.. Я ей это скажу в лицо!

Он побледнел.

– Ты этого не сделаешь!

– Почему? Почему??! Кто запретит мне это?

– Я!! – Он ударил себя в грудь. – Помни: там, где я живу… эти люди не должны получать обид и унижений!.. Берегись, Катя!.. Я тебе не прощу этого никогда!

– Как? Ты грозишь?.. Это ты грозишь мне?.. Ты хочешь выбирать между ними и мной??