— У него слишком вспыльчивый нрав.

— Ха-ха, вспыльчивый? Да он вспыхивает от дуновения ветра. Взрывается по пять раз на дню, но ни за что не признается, что злится. Да все жены и наложницы императора менее капризны, чем он.

Чу Ваньнин, стоя за углом:

— !..

Между тем, Мо Жаню стало любопытно, и он спросил:

— Но, если ты с самого начала знал о его плохом характере, то почему все равно выбрал его как Учителя?

Ши Мэй ответил:

— Учитель холоден снаружи, но у него доброе сердце. Я не так одарен от природы, как другие, но он не считает меня глупым, даже если мое развитие такое медленное. Он сказал: пусть я не имею боевых способностей, это не повод отказаться от обучения, и научил меня исцелению и восстановлению. Учитель очень добр ко мне.

Изначально радостный Мо Жань, слушая эту речь, почувствовал, как все его настроение улетучивается вместе с улыбкой.

Он долго молчал, прежде чем, наконец, выдавил:

— С чего ты взял, что он хорошо к тебе относится? Все, что он сделал, это обучил тебя нескольким техникам и иногда проявлял заботу. Но разве это не долг каждого учителя?

— Это не то же самое...

Мо Жань разозлился:

— Все равно он не может быть добр к тебе! Я могу делать все, что он делает с тобой!

Ши Мэй замолчал. В наступившей неловкой тишине Мо Жань с трудом погасил злое пламя в своем сердце. Увидев, что Ши Мэй расстроенно потупил взгляд, он почувствовал себя виноватым и прошептал:

— Прости меня...

— Все в порядке, — тихо прошептал Ши Мэй. А потом вдруг вскинулся и заговорил быстро и сбивчиво. — Несколько лет назад, до того как ты пришел на Пик Сышэн, я шел по тропинке, и внезапно начался ливень. В то время я еще не был чьим–то учеником. Когда я бежал под дождем, то встретил его. Он держал красный бумажный зонтик и, видя мое жалкое состояние, позволил мне спрятаться под ним. Я был наслышан о его репутации, поэтому, пока шел рядом с ним, чувствовал себя ужасно.

— И что?

— Ничего. За всю дорогу мы не произнесли ни слова, — Ши Мэй мягко улыбнулся.

Мо Жань кивнул:

— Он такой скучнейший тип, что с ним и поговорить не о чем.

Ши Мэй слегка улыбнулся.

— Да, Учитель мало говорит. Но когда он проводил меня до двери, и я повернулся, чтобы поблагодарить его, увидел, что его правое плечо полностью промокло от дождя. Весь наш путь я шел слева от него, и на меня не упало ни капли.

Мо Жань не знал, что сказать. А Ши Мэй продолжил:

— На самом деле тот маленький зонтик мог закрыть только одного человека, а он использовал большую его часть, чтобы защитить меня. Я смотрел, как он уходит под тем дождем, а потом вернулся в свою комнату, написал письмо с просьбой принять меня в ученики.

— Хватит болтать, — прервал его Мо Жань. — У тебя слишком мягкое сердце! Если ты продолжишь, я начну плакать от жалости к тебе.

— А-Жань, а тебе не кажется, что Учитель достоин жалости? — спросил Ши Мэй с теплом в голосе, предназначавшемся явно не Мо Жаню. — Он гуляет под этим маленьким зонтиком потому, что всегда одинок, и никто не хочет идти с ним рядом... Вот почему, даже если Учитель иногда строг со мной и наказывает меня, мне все равно. Я просто вспоминаю его мокрое плечо...

Мо Жань ничего не сказал, но кончик его носа слегка покраснел, а на сердце как будто упал камень. Это смутное чувство одиночества... он даже не был уверен, кому именно он сейчас сопереживает.

— А-Жань, могу я задать вопрос тебе?

— Ну, если хочешь, спроси.

— Наш Учитель, правда, так противен тебе?

Мо Жань ошеломленно выдавил:

— Я…

— Он тебе не нравится, верно?

Хотя взгляд Ши Мэя оставался таким же мягким, сейчас он как нож пронзал его насквозь. Застигнутый врасплох, Мо Жань внезапно потерял дар речи.  

В этом странном оцепенении он не нашел в себе сил кивнуть или покачать головой.

— Эй, я задал тебе вопрос, не так ли? Ты хочешь уйти от ответа. Почему бы это?

Видя, что Мо Жань совершенно потерян и не знает, что сказать, Ши Мэй отступил, решив не давить. Он непринужденно рассмеялся:

— Я просто спросил наугад, не принимай это на свой счет.

— Эм… ладно…

Мо Жань успокоился и посмотрел сквозь завесу густых ресниц на лицо Ши Мэя, такое же прекрасное, как полная луна.

Первоначально своим третьим вопросом он хотел прояснить, нравится ли Ши Мэю он сам. Однако после этого разговора настроение было безнадежно испорчено, и губы не хотели складываться в нужную фразу.

Мо Жань неожиданно для себя выпалил:

— Он просто мой наставник, не более чем учитель, неважно нравится он мне или нет.

Скрытый в тени Чу Ваньнин ясно слышал эти слова. Его ресницы слегка затрепетали, совсем как крылья смертельно раненой бабочки.

Некоторые вещи как зеркало в сердце: даже понимая истинное положение вещей, ты держишься за призрачную надежду. Но когда от правды не убежать, тело становится невесомой рыбкой, дрейфующей в толще воды, а сердце тонет камнем в бушующем море. Возможно, осень в этом году пришла слишком рано, но Чу Ваньнин вдруг почувствовал, что промерз до костей.

Мо Жань и Ши Мэй все еще тихо разговаривали. Он закрыл глаза, знакомая легкая тошнота снова накрыла его.

Чу Ваньнин почувствовал себя измученным и повернулся, чтобы уйти.

Однако через несколько шагов осенний ветер донес до его ушей голос Мо Жаня, и он невольно остановился.

Юноша, наконец, задал Ши Мэю свой третий вопрос:

— Ты сказал о Сюэ Мэне и Учителе, а теперь скажи и обо мне.

Мо Жань старался говорить как можно небрежнее, но голос дрогнул, когда он почти жалобно спросил:

— Ши Мэй, что ты думаешь обо мне?

Ши Мэй молчал.

Как и Тяньвэнь, Цзяньгуй обладал способностью вынуждать людей говорить правду. Чем больше Ши Мэй боролся, не желая отвечать, тем ярче сияла красная лоза, обмотанная вокруг его пальца. Костяшки сжатой в кулак руки Ши Мэя уже побелели от напряжения.

— Больно… — пробормотал он, нахмурившись.

— Просто скажи хоть что-нибудь…

Сердце Мо Жаня сжалось