В доме стояла мертвая, непривычная для городских квартир тишина. Бабушка давно спала, да и Ника, надо полагать, тоже уже улеглась.

А мне спать не хотелось совершенно. На душе было радостно, хотелось петь и плясать, я и станцевала что-то дико-несуразное посреди коридора. Но топот и скрип деревянных половиц в сонной тишине дома показались кощунственно громкими, и я, приплясывая, направилась на кухню. Обычно керосинка стояла на окне, чтоб ее легко можно было найти в темноте. Но в этот раз ее там не оказалось.

Куда же эти оболтусы дели керосинку? Ее не обнаружилось нигде, я наощупь нашла свечку, зажгла ее, прошла в нашу спальню и переоделась в домашнее.

Как я и предполагала, Ника уже крепко спала. На этот раз как все нормальные люди – в пижаме под одеялом. А вот бабушке, похоже, не спалось в эту ночь: я услышала ее шаги то ли из коридора, то ли из большой комнаты. Наверное, бабушка после вчерашнего решила следить за мной днем и ночью! А сейчас, видно, заметила, что я отсутствовала, и теперь мне придется выслушивать нравоучения.

Вот уж не было напасти! Вчера я отнеслась к этому легкомысленно, но теперь у меня сразу испортилось настроение, бывшее еще минуту назад таким приподнятым.

Ладно, подумала я, не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Нет, если это дела, то можно и отложить, авось кто-то другой сделает. Но с бабушкой лучше поговорить сейчас и не оставлять неприятностей на завтра. Ложиться спать нужно всегда со спокойной душой.

Я взяла свечку и вышла из спальни. Бабушкины шаги слышны были из большой комнаты, но пока я туда дошла, они переместились на кухню. Я машинально заглянула в большую комнату, но никого там уже не было. Был перевернут стул, который пришлось зайти и поднять.

Я поплелась на кухню. Но бабушки не было и там – ее шаркающие шаги раздавались теперь в коридоре, ведущем к нашей комнате.

Да, бабушка однозначно искала меня. Я хотела догнать ее, но тут заметила, что вышивки с портретами, которые мы разглядывали днем, самым небрежным образом были раскиданы по кухонному столу. Но я ведь помнила, что бабушка их аккуратно свернула и положила в шкаф! Наверное, это наши гости постарались.

Портрет Ивана Хмары почему-то валялся отдельно, и с ним было что-то странное. Я поднесла свечку поближе и обомлела: вышивка была прибита к столу незнакомым мне ржавым ножом, пронзавшим насквозь и полотно, и столешницу.

Мне стало страшно. Кто это сделал? Гости? Они, конечно, проявили излишнее любопытство, но так по-варварски поступить… Не ожидала от них.

С большим трудом я вытащила нож и бросила его в мусор. Осмотрела дыру в портрете. По счастью, нож вонзился не в саму вышивку, а в двух миллиметрах от нее, в пустое полотно. Но ржавые края прорехи в слабом свете свечи казались кровавой раной…

Интересно, заметила бабушка или нет? Может, мне сейчас и за это нагоняй будет?

Я свернула вышивку и сунула в карман домашнего халата, решив немедленно ее постирать и заштопать, по возможности незаметно от бабушки. И поспешила за ней следом.

Выйдя из кухни, я услышала, как хлопнула одна из дверей – то ли нашей спальни, то ли соседней. Я пробежала через коридор и распахнула дверь в нашу комнату:

– Бабушка!

Да что такое, никак ее не поймаю! Здесь тоже не было никого, кроме спящей Ники. Она ворочалась, сквозь сон почему-то терла шею. А бабушкины шаги доносились из соседней комнаты. Той, что когда-то в детстве была моей.

В тот момент я не заподозрила ничего неладного. Просто выскочила из одной двери и распахнула другую, тем более что та была полуоткрыта.

– Ба…

Резкий порыв холодного ветра погасил мою свечку.

– Бабушка, ты зачем открыла здесь форточку среди ночи? – оторопело спросила я. Бабушка не ответила, я прошла внутрь и убедилась, что форточка плотно закрыта.

– Ба, что ты здесь делаешь? – спросила я в темноте, смутно улавливая в углу комнаты ее фигуру.

Бабушка молчала.

И тогда я установила свечу на столе, достала из кармана спички, зажгла ее…

И только после этого подняла голову. Тут до меня стало медленно доходить – что-то здесь неладно.

Она стояла у стены ко мне спиной. И… это была не бабушка! Женская фигура в каком-то длинном сером одеянии, с черными распущенными волосами медленно повернулась ко мне…

Мои ноги сразу стали ватными, руки задрожали, а из горла вместо крика вырвался жалкий писк.

Нижняя часть ее лица была замотана черной тряпкой, но даже под тряпкой очертания выглядели какими-то ненормальными. А глаза – огромные, черные, под густыми угольными бровями – смотрели прямо на меня, и в них полыхала самая лютая ненависть. Она двинулась мне навстречу – плавно, беззвучно и молниеносно. Я отпрянула назад и упала на диван, стоявший за моей спиной.

А она – она! – нависла надо мной вплотную, от ее полуистлевшей хламиды исходил могильный холод и гнилостный запах.

– Ну вот мы, Танечка, и встретились, – ее голос был грудным и мягким и мог бы даже быть красивым, если бы она слегка не шепелявила, будто ей что-то мешало говорить. – Ты мне не рада?

Я чувствовала, что сейчас потеряю сознание от страха. Или с ума сойду – то, что было моими детскими кошмарами, теперь глядело на меня наяву своими жуткими глазами.

Только все, что ниже глаз, тряпкой замотано…

– Что ж ты недовольна? – усмехнулась она. – Сама ведь сюда приехала, сама и тайну раскрыла. А кто обо мне знает, тот и боится! Вашего страха мне вполне хватило, чтоб вырваться из заточения.

Вместо смеха она издала омерзительный булькающий звук.

Я понемногу приходила в себя, но от этого звука втянула голову в плечи.

– Боитесь меня, ничтожества? – она сузила глаза. – Правильно боитесь. Трусы, вы меня даже мертвой боялись. Замуровали в камень, а тряслись при этом, как зайцы! Смешно просто смотреть на вас было…

И тут комната озарилась ярким светом, и резко запахло керосином.

– Ах ты, тварь!

Я позволила себе чуть-чуть повернуть голову. В дверном проеме стояла Ника. Нет, не с пакетиком соли – в ее руках были два факела. Не тратя время зря, она с силой метнула их в ведьму.

Но та даже с места не сдвинулась. Просто махнула широким рукавом – и оба факела, не долетев до нее, погасли и упали на пол вопреки всем законам физики.

– Что ж, и смелые иногда попадаются, – она снова издала булькающий звук. – Только глупые. Приляг, отдохни, деточка.

Я увидела, как Нику согнуло неведомой силой, она скорчилась, застонала от боли и повалилась на пол. Но сдаваться явно не собиралась – дрожащими от напряжения руками она сорвала с шеи серебряный крестик и вытянула перед собой. После чего медленно поднялась – с огромным трудом, будто на ней висела стокилограммовая ноша.