Квигги были поражены таким поворотом событий, обругали меня смутьяном и обвинили в том, что цель моей затеи — получить больше еды самому. Судя по всему, растерявшись, они ограничились тем, что жестокими ударами плеток загнали нас в глубину сарая. Когда они ушли, я объявил Неду и Барту, что отныне еда будет делиться только так. Они надулись и помалкивали, но Пол согласился с новыми правилами.

На следующий день Квигг сам возглавил бригаду, к которой был приписан я, и мы весь день до одури молотили зерно. Когда в обед был дан сигнал, никто не двинулся с места, кроме меня, и я, как накануне, распределил пищу. Квигги снова пришли в ярость и подстрекали Неда и Барта схватиться с нами, но они, видя наше единство, отказались.

Остальные мальчики упивались победой, а я особенно радовался тому, что Стивену наконец достанется справедливая доля — мне ведь казалось, что за эти дни он еще больше ослаб.

Назавтра меня назначили в бригаду Роджера, и я впервые работал вместе со Стивеном. Когда мы отправились, Роджер, к моему удивлению, набросил на Стивена что-то вроде кожаной упряжи, соединенной с широкими кусками кожи, и велел ему, вместе с Маленьким Томом и мною, нести тяжелое деревянное орудие с двумя ручками, состоявшее из шестифутового бревна с треугольным металлическим лезвием на конце.

На поле, где нам было назначено работать, загадка разрешилась. К моему удивлению, Стивен закрепил упряжь у себя на поясе; куски кожи оказались при этом у него на бедрах. Он поставил орудие перед собой, и я сообразил, что это ручной плуг для резки торфа. Поле было сжато, и нам предстояло теперь лущить стерню, то есть разрыхлять дерн, чтобы его можно было сжечь. Это значило, что Стивен должен был бедрами, обернутыми кожей, толкать перед собой тяжелый лемех. Моя задача состояла в том, чтобы идти впереди него и поворачивать из стороны в сторону лезвие, выдерживая нужный уровень. Работа эта оказалась ужасно трудной и небезопасной, однако она не шла ни в какое сравнение с усилиями, которые требовались от Стивена, двигавшего орудие.

— Не можешь ли его приподнять? — выдохнул он, пока Роджер следил за мальчиками, которые ворочали камни, рыли дренажные канавы и чинили ограду.

Я понял, что, чем выше идет лезвие, тем легче срезать стерню, и приподнял лемех. Но вернувшийся Роджер тут же это заметил и огрел меня плеткой. После этого я, невзирая на частые просьбы Стивена, осмеливался облегчать ему работу только в тех случаях, когда Роджера не было рядом.

Роджер торчал поблизости, прогуливаясь и куря трубку, но изредка подбегал с плеткой и к другим мальчикам, отлынивавшим, как ему казалось, от работы. Перерывы он устраивал реже и более короткие, чем его брат, но мне было ясно, что прежде всего он хочет довести до изнеможения нас со Стивеном.

За пару часов Стивен измотался так, что едва держался на ногах. Заметив это, Роджер пошел за ним, все время охаживая его плеткой по плечам.

Наконец я не выдержал и закричал:

— Пустите меня на его место! Вы его убиваете!

На лице Роджера появилась странная улыбка.

— Не торопись. Подожди своей очереди.

В конце дня, когда мы с Маленьким Томом помогали Стивену доковылять домой, я утешался мыслью, что, по крайней мере, его пригоршня картошки сегодня от него не уйдет. Однако мне бросился в глаза необычно самодовольный вид Квиггов, чему вскоре, при дележе пищи, нашлось объяснение.

Опорожнив ведра в корыто, Роджер с Хэлом встали у нас на дороге, а затем Квигг сделал Неду, Барту и Полу знак выйти вперед и сказал, пусть забирают столько, сколько смогут унести.

— Не делай этого, Пол! — крикнул я, заработав удар плеткой от Роджера.

— Довольно, парень, — остановил его, к моему удивлению, Квигг. И ухмыльнулся: — Пусть видит, что ему досталась честная доля колотушек.

Триумвират принялся за картофель, и когда оставалось совсем немного, Квигг отобрал из нас половину — включая Большого и Маленького Тома, но без Ричарда, Стивена и меня — и распорядился, чтобы они ели картошку, сколько захотят. Беспокойно на нас взглянув, они повиновались.

— Стойте! — крикнул я. — Поделитесь с нами, а то всем будет хуже.

Но ни к этому, ни к призывам остальных никто не прислушался.

Тогда Квигг крикнул нам:

— Если хотите картошки, подходите и деритесь.

Я пытался удержать оставшихся мальчиков, но они ринулись вперед и начали драку с прежними товарищами, а Квигг надрывал себе бока от хохота. Мы с Ричардом продолжали их уговаривать, но кончилось тем, что Ричард и сам, виновато оглянувшись на меня и Стивена, присоединился к mêlée.

Я понял, что Справедливость побеждена. На следующий вечер произошла точно такая же драка за еду, как до моей затеи, и теперь, к вящему удовольствию Квиггов, мне и самому пришлось в ней участвовать. Мы с Ричардом вместе соперничали с младшими мальчиками и добыли столько, что хватило нам и Стивену.

Был конец июля, но последующие дни выдались пасмурными, с низко нависшего неба то и дело сыпался дождик. Я ужасался, предвидя, как такие дни последуют чередой и как в конце концов я сломаюсь от голода и издевательств. Нужно было бежать. Но что делать с Ричардом и Стивеном, ведь один инвалид, а другой ослаблен болезнью и недоеданием?

Следующую неделю или две мы то лущили стерню, то собирали камни, что тоже было изнурительным занятием, поскольку их приходилось выцарапывать из земли граблями, грузить в ящики и нести туда, где предстояло построить стенку. Светало рано, и мы, чтобы сберечь время, брали завтрак в поле. Я никак не мог привыкнуть к кормежке, состоявшей из гороха, овсянки, пахты, обрезков репы, овсяных лепешек, зачастую густо заплесневевших, и изредка куска бекона. И вечно этот черный ржаной хлеб. Я знал, что ослабею на таком рационе, к тому же, по рассказам других мальчиков, впереди было еще более тяжелое время: зимой мы будем молотить зерно и мастерить плетеные изгороди в промозглом амбаре.

Бригады составлялись каждый день разные, но я заметил, что Стивен всегда попадал в распоряжение Роджера. Вскоре обнаружилось, что Хэл не так жесток, как остальные Квигги, и я всегда радовался, попав под его начало. Когда, к примеру, мы работали вдалеке от фермерского дома и нашу дневную «жрачку» приносила маленькая служанка (сгибавшаяся под тяжестью ведра с картошкой или корзины с хлебом), Хэл всегда сам, довольно справедливо, распределял еду, в то время как его отец и брат неизменно заставляли нас драться.

На ферме мне впервые приснился кошмар, часто повторявшийся и в дальнейшем. Мне снилось, что ко мне приближается искривленная тень, я пытаюсь убежать, но тень безжалостно наваливается, растет. С ужасом я осознаю, что это гигантский паук, а он произносит знакомым голосом, нежным и испуганным: «Помоги мне. Помоги мне, Джонни». Я отпрядывал назад, рвался бежать, но члены не слушались. Содрогаясь, наблюдал я шевеление ножек и щупальцев; мне не хотелось узнать лицо, которое я опасался обнаружить в середине. Душераздирающим тоном она произносит: «Я не хочу быть такой».