— Я как раз этого и добивалась, — отвечаю я Франни с улыбкой. — А вот твое лицо, как я погляжу, каждый раз все больше напоминает тыкву в Хэллоуин. Скажи, маленькие дети не начинают плакать, когда видят тебя? Да и врачей, наверное, уже достали пациенты с отшибленными задницами.

Когда Бабс приветственно распахивает дверь перед своими гостьями, одна из них стоит вся белая от злости, а другая улыбается до ушей, словно какой-нибудь слабоумный эльф.

— Нэт, — восхищенно вздыхает Бабс. — Потрясающая стрижка. Вы только посмотрите! Какая изысканность! Когда ты подстриглась? Франни, правда, ей идет?

— Ага. Так же как если б нас с тобой обкарнали под тазик для пудинга.

— А по-моему, просто замечательно, Натали! — вздыхает Бабс.

— Спасибо. — Улыбаюсь еще шире. — Это для вас с Саймоном.

Пока Бабс воркует над оберточной бумагой с мультяшными котиками, Саймон топчется где-то на заднем плане, крутя на пальце обручальное кольцо.

— Привет, Натали, — неловко бормочет он, тряся мою руку и наклоняясь вперед, дабы запечатлеть поцелуй где-то в воздухе. — Рад тебя видеть. Как поживаешь, Франни?

— Работаю не покладая рук, — бесстыдно лжет Франни.

— Принести тебе что-нибудь выпить? — выпаливает Саймон, отчаянно цепляясь за этикет.

— Какая прелесть! — пронзительно вопит Бабс. — У моих родителей был точно такой же, только зеленый, как сопля! Сай! Смотри, что нам подарили!

Саймон ошеломленно разглядывает оранжевый телефон. А затем рот его искривляется в улыбку:

— Хороший выбор.

Франни, которая принесла кактус, не говорит ничего.

Бабс подгоняет всех в залитую теплым светом гостиную (пухлые красновато-коричневые диваны, коврики из овчины, оранжевые дуговые лампы), всучивает нам огромные бокалы с красным вином, и тишина плавится как лед. Еду готовит Саймон, и, к моему удивлению, ужин получается очень вкусным. Для меня это сравнительно новое ощущение: думать о еде как о чем-то «вкусном».

— Я тут заезжала в кулинарию. Могу сказать: твоя мама не питала больших надежд насчет сегодняшнего ужина, — говорю я Бабс, насаживая на вилку и отправляя в рот небольшую кучку грибного салата, — но у Саймона просто талант.

— Да, он у нас такой, правда? — Бабс вся лучится, поглаживая руку мужа. — Он кое-чему научился. Раньше это было нечто ужасное. Из меня-то повар вообще никакой, в этом деле я всегда надеялась на мужчин. Или на маму.

— Мне нравятся мужчины, которые умеют готовить, — объявляет Франни, успевшая вылизать тарелку. — Хотя кухня все еще остается женской сферой деятельности. Нравится это женщинам или нет, но каждая из нас так или иначе седлает кухонную плиту.

— Звучит двусмысленно, — замечаю я.

Франни расстреливает меня убийственным взглядом.

— А мне нравится готовить, — говорит Саймон. — Меня это успокаивает. И Бабс умеет оценить мои старания. Помнишь, что я тогда приготовил, тебе еще очень понравилось? Ризотто с колбасой и чечевицей?

— Мм, — Бабс широко улыбается. — «Ризотто кон лентиццье е салямини». Сай пытается вызубрить североитальянскую кухню. Спорю — хочет сразить мою маму. Я ему сказала, что это напрасный труд и чтобы он лучше попытался сразить меня. Натали, что она там тебе наговорила сегодня? Надеюсь, не стала рассказывать в очередной раз историю про рождественский пудинг? Когда Джеки Сирелли впервые приехала в Англию, она купила в «Харродзе» то, что, по ее описанию, оказалось «отвратительнейшим пудингом». «Я не знаю, что это точно, — выговаривала она потом своему будущему мужу, который тогда работал в продовольственном отделе, — но я попробовай его, а потом сунь в мусорное ведро». Как итог, его сразили ее прямодушие и огромные карие глаза, и он пригласил Джеки сходить куда-нибудь поужинать без всяких пудингов.

— Нет, — отвечаю я. — Может, она и собиралась, но в магазине было полно народу, и…

— Не могу поверить! Ты — ешь?! — восклицает Франни, водружая локти на стол и тыкая в мою сторону ножом. — Это надо сфотографировать.

— Франни, как насчет еще одной добавки? — И Бабс кивает мне головой, чтобы я продолжала.

— И ей пришлось заняться покупателями. Так что… так что Энди, твой брат, — услужливо поясняю я, — он как раз заехал что-то там забрать, и твоя мама заставила его показать мне, как готовить капучино.

— Подожди, не говори ничего, — встревает Саймон. — Ты обожгла палец об эту долбаную машину.

— Да! — кричу я. Никогда в жизни я не была так довольна, что обожгла палец. Саймон и Бабс переглядываются и принимаются хохотать. — Но Энди ни в чем не виноват, — добавляю я поспешно. — В смысле… — чувствую, что лицо становится таким же красным, как вино в бокале, — … это было очень мило с его стороны, он очень спешил, и я… я, я… он забыл свой тапок у меня в квартире, я вам разве не говорила, я чуть было не принесла его с собой! — Соображаю, что несу полную чушь и замолкаю под пристальными взглядами.

Бабс кладет вилку на тарелку. На какое-то мгновение мне кажется, что она собирается наорать на меня. Но — нет. Она смотрит сквозь ресницы и улыбается.

— Что ж, заявляю во всеуслышание, — растягивает она слова. — Мой старший брат — истинный джентльмен!

Франни в ужасе смотрит то на меня, то на Бабс.

— Ты ведь не хочешь сказать, что Натали теперь нацелилась на Энди? — лает она, ее глаза выпучены от досады и раздражения. — Боже, скоро ни одного свободного мужика не останется!

— А я-то всегда думала, что тебе и наедине с самой собой неплохо, — бормочу я в тарелку.

— Нам всем хочется найти любовь, Натали! — огрызается Франни. Как будто любовь — это что-то такое, что можно вытащить из ящика комода, если потянуть достаточно сильно.

Все смиренно кивают головами, но чуть погодя, когда Франни отправляется в туалет, Саймон пугливо шепчет:

— Натали, я знаю, у нас с тобой были кое-какие… разногласия. Но, если придется выбирать, — или ты, или Франни, — умоляю тебя, пожалуйста, сделай так, чтобы это была не она.

Когда тебя одолевает желание быть любимой, ты можешь внезапно обнаружить, что способна на поступки, которые раньше привели бы тебя в ужас. Вот что-то такое сейчас и творится со мной.

Я почти не вспоминаю о Тони, и мне даже не приходит в голову связаться с ним. Меня даже не очень пугают предстоящие двадцать четыре часа в летающей консервной банке бок о бок с мамой. И самое невероятное, я не отвечаю на звонки Энди и не перезваниваю ему. Прошло две с половиной недели со времени ужина у Бабс, и за это время он звонил мне пять раз. Более того, в прошлую пятницу, в два часа ночи, он появился в садике перед моим домом, исполняя нетрезвое соло, — искаженную пародию на Тома Джонса. Чуть поодаль, на проезжей части маячил Робби — шатался по мостовой, водрузив на голову дорожный конус. Не стану утверждать, что эта умильная сцена не тронула мое сердце, но я твердо решила выдержать характер. И уж точно не поддалась на громкие вопли Робби: «Ооооо, как он меня достал со своей хандрой! Наталиииии, пожалуйстаааааа!».