Можно вспомнить в связи с этим один из многочисленных запретов обнародования информации, содержащейся в архивных документах. Нижеприведенный факт особенно показателен, поскольку связан с празднованием двадцатилетия со дня Победы над фашистской Германией и возникшей в связи с этим скандальной ситуацией вокруг сведений о жертвах фашизма, почерпнутых из документов Чрезвычайной Государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских оккупантов, хранящихся в ЦГАОР СССР. Потребовалось вмешательство ЦК КПСС, чтобы через двадцать лет обнародовать эти сведения. В записке Идеологического отдела ЦК от 14 января 1965 г. говорилось:

«Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС подготовил к печати и сдал в производство заключительный шестой том труда “История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг.”. Книга должна выйти из печати в марте 1965 г. с расчетом ее распространения к 20-й годовщине победы над фашистской Германией. Шестой том подводит итоги Великой Отечественной войны, анализирует ее последствия, источники и причины победы Советского Союза. Вместе с тем в томе показывается и огромная тяжесть войны, а также неисчислимые жертвы, принесенные народами СССР во имя победы. В этой связи в томе приводится численность общих людских потерь — 20 млн. человек. Эта цифра называлась в официальных выступлениях главы советского правительства и уже не раз была опубликована в печати (например, журнал “Международная жизнь”. 1961. № 12. С. 8).

Однако в связи с тем, что буржуазные фальсификаторы истории относят всю цифру потерь только к Вооруженным Силам СССР, редакционная комиссия считает необходимым привести сведения об общих людских потерях Советского Союза в войне в следующей редакции: ”СССР понес наибольший урон в людях (20 млн. человек). Почти половину из этих жертв составляют мирные жители и военнопленные, убитые и замученные гитлеровцами на оккупированной советской территории”.

Данные о количестве убитых и замученных взяты из обобщенных данных, подготовленных Чрезвычайной Государственной комиссией по расследованию злодеяний немецко-фашистских оккупантов по сведениям на 10 декабря 1950 г. (ЦГАОР СССР. Ф. 7021. Оп. 125. Д. 3. Л. 84–86). Главное управление по охране военных и государственных тайн в печати Государственного комитета Совета Министров СССР по печати не дает разрешение на опубликование этих данных, поскольку до сих пор такие заявления в печати не делались.

Идеологический отдел ЦК КПСС поддерживает предложение Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и считает целесообразным привести в шестом томе “Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг.” сведения об общих людских потерях Советского Союза в войне в следующей, несколько измененной редакции: “СССР понес наибольший урон в людях (20 млн. человек). Почти половину из них составляют мирные жители и военнопленные, убитые и замученные гитлеровцами на оккупированной советской территории”. Считаем также необходимым дать указание Главному управлению по охране военных и государственных тайн в печати Государственного комитета Совета Министров по печати (тов. Охотникову А. П.), разрешающее опубликование этой формулировки в шестом указанного выше труда»{809}.

Политической цензуре была подвергнута книга А. Некрича «1941, 22 июня», в которой впервые были обнародованы свидетельства и документы, проливающие свет на причины и предпосылки начала Великой Отечественной войны. Была развернута целая кампания, в которой приняли участие многочисленные «авторитетные эксперты», в том числе и генерал-майор КГБ Белоконев. На основании отзыва последнего, в котором он высказал мнение, что книгу «в теперешней редакции издавать нецелесообразно», она была запрещена и изъята из издательства «Наука»{810}.

Если продолжить перечень ограничений, то следует указать, что в категорию документов так называемого «ограниченного доступа», как правило, включались организационно-распорядительные документы, плановые, статистические и другие наиболее ценные для исследователей материалы, отражающие механизмы принятия решений и динамику социальных процессов, протекавших в СССР на различных уровнях. Изучение несекретных документов из архивных фондов Совета министров СССР, Госплана СССР, Минфина СССР, ЦСУ СССР, МВД СССР, Прокуратуры СССР и даже Министерства культуры СССР разрешалось только после получения позитивной санкции соответствующего ведомства.

Таким образом, сложилось положение, когда из научного и общественного оборота были выведены огромные комплексы несекретной по содержанию, но имеющей специальные отметки документации, представляющей интерес для исторической и других наук; эти ограничения были связаны соображениями идеологического толка и соответствовали тому социально-политическому заказу, который Коммунистическая партия делала общественным наукам, и прежде всего истории. Разумеется, что в таких условиях ни о каком объективном документальном отражении действительности не было и речи и вся работа по использованию и публикации архивных документов сводилась к реализации чисто пропагандистских задач.

Историческая наука в СССР в этих условиях развивалась экстенсивно, а любые попытки вырваться из пут идеологических стереотипов были тщетны. Хрестоматийной с точки зрения методов руководства исторической наукой явилась кампания по критике известной статьи В.П. Данилова и С.И. Якубовской «О фигуре умолчания в исторической науке». В этой статье говорилось о невозможности освещения отечественными историками деятельности не только конкретных исторических лиц, но и учреждений, а также отдельных сфер жизни, и, в связи с отсутствие полноценной источниковой базы, всей советской истории{811}.

Такая обстановка порождала атмосферу апатии в профессиональных исторических кругах, вызывала такие явления, как лицемерие и конъюнктурщина в определении тематики научных исследований, что для серьезных историков становилось нестерпимым и заставляло их уходить в другие профессии.

С началом гласности и всплеском невероятного интереса к истории потребовалось создание новых механизмов допуска к архивным документам повышенной общественной значимости. Следует отдать должное как потребителям, так и хранителям ретроспективной информации: они применяли максимум усилий и изобретательности для того, чтобы сделать архивные документы доступными широкой аудитории. Огромную роль в этом сыграли комиссии по рассекречиванию, специально созданные в государственных архивах{812}. Например, подавляющее большинство документов архивного фонда самого Главлита было рассекречено именно в этот период. Говоря о доступности ретроспективной информации как важнейшем факторе политической цензуры, мы вынуждены нарушить хронологию изложения и рассмотреть эту ситуацию в аспекте современности.

До принятия закона «О государственной тайне»{813} (21 июля 1993 г.) процесс рассекречивания архивных документов регулировался положением ст. 20 «Основ законодательства об Архивном фонде Российской Федерации и архивах» (7 июня 1993 г.). В «Основах…» впервые в истории российского архивного дела были законодательно установлены правила доступа к архивным материалам. Секретные документы (за некоторыми исключениями) в соответствии с «Основами…» становились открытыми для публичного использования после истечения 30-летнего срока со времени их создания. Материалы, содержащие сведения о личной жизни граждан (об их здоровье, семейных и интимных отношениях, имущественном положении) или создающие угрозу для их жизни и безопасности жилища, открывались для всех категорий по прошествии после их составления 75-ти лет. Предусматривались в «Основах…» и процедуры, допускающие возможность досрочного ознакомления с указанными категориями документов и дел. Остальные документы, входящие в государственную часть Архивного фонда России, как говорилось в «Основах…», «представляются для использования всем юридическим и физическим лицам»[93].