Шрифт:
Интервал:
Закладка:
23 декабря в 14:30 состоится рождественская вечеринка «Эппл», которая продлится до самого вечера. В разгар праздника нас посетят Эрнест Кастро и Эйприл[845], развлекавшие королеву и герцога Корнуолльского, а также покойного сэра Уинстона Черчилля, Макдональда Хобли[846] и прочих. Мистер Кастро — фокусник, чревовещатель и детский потешник. Эйприл — его помощница и, по совместительству, супруга, а еще она играет на гитаре. Замысел такой: мы все, кто работает в «Эппл», приходим с детьми, а те из нас, кто пока без детей, если только не успеют к тому времени обзавестись малышом, приглашаются с парой. Непорочное зачатие не приветствуется. На вечеринке ожидаются еда, вино, дети и елка, все будет здорово. Я буду рад, если вы сегодня же напишите на этой памятке ваше имя и количество детей, которых приведете, а потом отдадите листок Кэрол Пэддон. Само собой, жены, мужья, подруги и кавалеры приветствуются, но только по одному на нос. Разве что многоженцы попросят об особых уступках.
В 9 часов утра в тот самый день подготовка к празднику шла полным ходом: Пруденс и Примроуз, шеф-поварихи «Эппл», трудились не покладая рук. К 11 часам пресс-офис ломился от набежавших журналистов и разномастных представителей мира музыки, которые разогревались шампанским. К половине двенадцатого в Черную комнату, по словам Ричарда Дилелло, «битком набились любители гашиша, укуренные в хлам». В приемной угощали по старинке — скотчем с колой. К полудню музыку включили погромче, а две параллельные ветви гулянки — выпивка и наркота — сплелись в одну.
© Fox Photos/Getty Images
Рассчитывали, что на вечеринку приведут около сорока детей. Первая стайка прибыла в 14:15; их отправили в кабинет Питера Брауна, отведенный детворе. К трем часам, вспоминает Дилелло, «кабинет Питера Брауна превратился в настоящий дурдом; больше сотни детишек с воплями поглощали гору мороженого, пирожных и булочек с сосисками, нетерпеливо требуя зрелищ, обещанного чревовещателя и фокусника».
Эрнест и Эйприл Кастро с обычным огоньком представили роскошную программу чудес и магии, с чревовещанием и песенками про жизнь на ферме («Му-му тут и му-му там…»), а закончили фирменной «The Lettice Leefe Hop». Дилелло вспоминал, как дети «от восторга вопили так, что лопались барабанные перепонки».
Потом пришли Джон и Йоко, наряженные как мистер и миссис Санта-Клаус, хотя всего месяц назад красовались голышом на конверте «Two Virgins». Пит Шоттон заметил, что у Джона далеко не праздничное настроение: «Такого унылого Санты я в жизни не видал». Джон мрачно бурчал: «Хо-хо-хо», а Йоко раздавала подарки с помощью Мэри Хопкин, которая глубже прониклась духом праздника.
Пока дети разворачивали подарки, из дальнего конца комнаты раздался недовольный крик.
— Эй, чувак! Нам бы пожрать! ГОНИ ЖРАТВУ, ЧЕ ЗА ФИГНЯ! — возмущался оголодавший «Ангел ада» Фриско Пит.
— Подожди, — ответил Джон. — Скоро все будет.
— Че за херня?! Мы жрать хотим! Хули ЖДАТЬ-ТО?
В этот момент в кабинет вошел Алан Смит, журналист из «Нью мьюзикал экспресс», и вежливо попросил капельку внимания. Фриско Пит с ходу дал ему по морде, а потом заорал на Джона: «Тут у вас жратвы больше, чем людей, но пожрать никому не дают, эти две телки наверху велят мне ждать до семи. Там на кухне индейка весом сорок три фунта, и я хочу ее ПРЯМО ЩАС!!!»
Джон невозмутимо смотрел на него.
— Не знаю, чем вы думаете, — продолжал Фриско Пит, — но там, откуда я родом, если жратва есть, то людей кормят, а не морят голодом!
Вмешался Питер Браун:
— Мы непременно вас накормим, и я прошу прощения за задержку. Надеюсь, вы войдете в наше положение: работники на кухне трудятся с девяти утра, и на них сильно давят. Столы уже накрывают, это займет не больше десяти минут, и тогда мы все спустимся вниз, где и сможем наесться от пуза. Только, умоляю, потерпите.
Фриско Пит раздраженно помотал головой и ушел.
Спустя десять минут двери в кабинет Нила Эспинолла распахнулись, и за ними обнаружились столы, ломившиеся под весом закусок, холодного мяса, заливной рыбы, салатов, сыра и печенья, тортов, фруктов и конфет. А в центре во всем своем великолепии красовалась самая большая в стране индейка, идеально поджаренная Пруденс и Примроуз.
Вперед всех, расталкивая сотрудников и детей, хиппи, журналистов и прихлебателей, летел Фриско Пит, который схватил индейку, оторвал индюшачью ногу и впился в нее зубами. «В ней было фунта четыре веса, она больше походила на дубину пещерного человека, чем на индюшачью ногу», — вспоминал Дилелло.
К началу января Джордж начал жалеть о политике открытых дверей. Из офиса «Эппл» пропадало добро: телевизоры, электрические пишущие машинки, арифмометры, три сотни экземпляров альбома «Two Virgins», кинокамера, три конверта с секретарскими зарплатами, полдюжины диффузоров со студии, шесть обогревателей, электрическая сковорода, несколько ящиков вина и весь свинец с крыши. Джордж задумался, как бы повежливее избавиться от калифорнийской балдеж-команды. Для начала он официально уведомил Дерека Тейлора о том, что больше не желает их видеть. «И что мне им сказать?» — спросил Дерек, припомнив, как на Рождество чуть не избили Питера Брауна и Джона.
В конце концов именно Джордж, упрямый Джордж, приказал «Ангелам ада» выметаться. Однажды, когда он еще был подростком, к ним в дом явился коммивояжер. Мать Джорджа, Луиза, не раздумывая бросилась в спальню на втором этаже и выплеснула на голову бедолаге ведро воды с криком: «Пошел вон!»
«По-моему, свою упертость Джордж унаследовал от нее, — годами позже размышлял Пол. — Неразумных она не терпела[847], вот и Джордж тоже».
Недавнее увлечение хипповским мистицизмом, может быть, порой и уводило Джорджа не туда, но какая-то суровинка в нем еще оставалась. Эта черта характера позволяла ему возвращаться на истинный путь. Однажды вечером он вошел в комнату отдыха и заявил: «Всем привет! Ну так что, вы сегодня же собираете манатки и уходите?»
Безапелляционное заявление Джорджа ошеломило калифорнийскую балдеж-команду.
Первым пришел в себя Паук:
— Эй, чувак, у меня вопрос: ты нас ваще понимаешь или как?
— Инь и ян, орел и решка, да и нет, — загадочно ответил Джордж.
Дилелло сразу заметил, как переменилась атмосфера. «Он просто вынес им мозг.
Никто не знал, что сказать». Наконец Паук произнес:
— Лады, чувак, я понял. Десять минут — и