— А ты непритязателен, смертный. И это при том, что в тебе течет кровь Ильдов. Даже более чистая, чем в твоем повелителе. Ты знал об этом?

— Мне нет до этого дела.

— Как знаешь, — сквозь насмешливое удивление Дэймора пробивалось что-то вроде уважения. — А ты похож на своего предка. На Дренлелора. Из таких получаются мудрые и сильные правители. Отчасти потому, что власть сама по себе не манит вас.

— Не манит, — подтвердил Торн. — Отнеси меня к жене.

— Да отнесу, — отмахнулся Дэймор. — Конечно, я всех вас верну обратно. Вот только одарю этих двоих способностями Хранителей. Конечно, это не сделает их Странниками, но даст возможность свободно перемещаться по Анборейе и следить за всем, что творится в мире.

Дэймор подошел к Лотэссе и взял ее за руку. Другую руку он протянул Валтору. Тэсса ощутила потоки непонятной и чуждой силы, вторгающейся в ее сущность. Это было не больно, но тяжело. Валтор смотрел на нее с пониманием и сочувствием.

— Ну вот и все, — Дэймор удовлетворенно кивнул, скорее себе, чем им. — Позже я свяжусь с тобой, Лотэсса, и расскажу, как обращаться с моими дарами. А сейчас верну вас туда, откуда забрал. Но должен предупредить, время здесь и там течет по-разному. Здесь, в одном из преддверий Звездного Лабиринта оно движется медленно подобно смоле, а в вашем мире бежит, как весенний ручей. В самом же Звездном Лабиринте времени нет.

— Сколько же там прошло?! — вскричал Торн.

— Не знаю, — равнодушно ответил Дэймор. — Надо полагать, несколько месяцев, может год.

— Изгой бы тебя побрал!

— Это вряд ли. Хоть он и будет продолжать жить, когда я уйду. Люди приписывали Изгою все свои грехи и беды тысячу лет, пока я томился в небытии. Я знаю, ничего не изменится. Вы выдумали себе Изгоя, который имеет мало общего со мной, но как выдумка он страшен только вам, не мне. Поэтому можете и дальше проклинать друг друга моим именем. Мне не жалко.

Эдан с трудом оторвал взгляд от пляски волн внизу и посмотрел на спутницу. Альва стояла, положив руки на перила, и так же неотрывно смотрела на неистовство озера Имрэ. Она очень любила приходить на открытую террасу, откуда открывался роскошный вид на горы и озеро. Обычно Эдан не имел ничего против и с удовольствием составлял ей компанию. Но сейчас его смущали слишком сильные порывы ветра, с остервенением трепавшие волосы Альвы и полы ее одежды. Стоять на краю террасы в ураган прямо над бушующим озером — не слишком разумно для беременной женщины.

Эдан порой напоминал себе наседку в своих чрезмерных заботах об Альве. Он убеждал себя, что точно так же волновался бы о Лотэссе, будь она в таком же положении, и все равно досадовал на себя.

— Может, вернемся в дом? — он легко коснулся руки Альвы, чтобы привлечь ее внимание. — Тебе вредно стоять на таком ветру.

— Брось, — отозвалась она. — Подумаешь, ветер. Что в нем страшного? Наоборот, хорошо. Весь день было так душно, а сейчас хоть можно дышать свободно.

Эдан невольно перевел взгляд на ее живот. Кто бы мог подумать, что женщина на исходе беременности будет казаться ему столь прекрасной. Но Альва была совершенна во всем. Беременность придала ее чертам мягкость, а порой казалось, что ее глаза и все лицо сияют каким-то нездешним светом. Это восхищало и немного пугало. А еще будило бешеную ревность, которую Эдан всеми силами старался усыпить.

— И все-таки лучше вернуться, — он сам не знал, почему настаивает. — Наверное, будет гроза.

— Пусть, — равнодушно отозвалась Альва. — Все лучше, чем душная жара.

— Как знаешь, — сдался Эдан.

Они с Альвой уже давно обращались друг к другу на “ты”, и со стороны их отношения казались привязанностью брата и сестры. Почему-то всех вокруг это умиляло. Никто, включая Альву, не догадывался, чего стоит ему не только изображать братские чувства, но и день за днем убеждать в них самого себя.

Внезапно Альва повернулась к нему. Ее глаза, обычно зеленые, сейчас казались темно-серыми, впрочем, разглядеть было сложно — они то и дело исчезали за прядями волос, которые ветер швырял на лицо.

— Мне страшно, — она говорила негромко, но Эдан четко слышал каждое слово, несмотря на вой ветра. — Всякий новый день ворует еще капельку надежды. Как много времени прошло, Эдан! Улеглись волнения в Вельтане и Тиарисе, но Элвир с Лотэссой так и не вернулись. Они никогда не вернутся, да?

— Не говори так!

Альва временами поднимала эту мучительную тему, хоть и нечасто, но почему-то именно сейчас ее слова показались не просто привычной тревогой за близких, а зловещим пророчеством. Сам Эдан прикладывал немало сил, изгоняя подобные мысли и страхи. Само собой, его заботило не возвращение первого маршала Дайрии и даже не дайрийского короля. Сердце Эдана болело за сестру. В тревоге за Лотэссу Альва с Эданом были едины, что сближало их еще больше.

Отчего же сейчас он даже слышать не хочет того, что говорит Альва? Отчего готов закрыть уши руками или велеть ей замолчать? Оттого, что она права? Что прошло уже слишком много месяцев с того дня, как король с королевой и первым маршалом сгинули из захваченного мятежниками дворца и с тех пор о них никто не слышал.

Валтор оказался прозорлив. Он заранее законодательно закрепил слияние Элара и Дайрии, и как следствие порядок наследования престола теперь учитывал и эларскую аристократию. Кроме того, в отсутствие короля и Элвира Торна правом регентства наделялся Нейри Ильд. Так и вышло, что отставной король Элара теперь стал правителем объединенной державы. Предусмотрительность Малтэйра спасла Дайрию от междоусобной борьбы за трон, но сильно усложнила жизнь Нейри.

Эдан постоянно корил себя за то, что вместо того, чтобы сейчас быть подле своего короля или как Рейлор — в Тиарисе, отсиживается в родовом замке, ожидая пока Альве придет время родить. Но оставить ее сейчас было свыше его сил. А о том, чтобы вернуться в Вельтану, откуда они в спешке бежали в начале зимы, даже речи не шло. Родители уже давно отбыли обратно ко двору, но Эдан остался в Норте.

Эдан посмотрел на Альву. Она дрожала. Его сердце болезненно сжалось.

— Я же говорил, что ты замерзнешь! — он не удержался и обнял ее, убеждая себя, что лишь для того, чтобы согреть.

— Это не тот холод.

Альва доверчиво прильнула к нему, явно не видя в непрошенных объятиях ничего, кроме братской заботы. На короткий миг она затихла и перестала дрожать, но вдруг вскрикнула и согнулась пополам.

Эдан похолодел. Теперь уже затрясло его, и явно не от холодного ветра. Когда женщина в тягости стонет от резкой боли, то ничего хорошего ждать не приходится.

— Альва? — он с тревогой всматривался в ее побелевшее лицо.

— Все хорошо, — она с трудом растянула губы в улыбке. — Не переживай. Но ты был прав, нам стоит вернуться в комнаты. Пожалуй, я немного полежу.