Кэндис Делано хлопнула ладонью по столу и возмущенно воскликнула:

– Нет! Так не пойдет, губернатор! Тем самым вы вызовете на себя огонь противника!

– Послушайте, Кэндис, – одернула ее Фанни Вулф, – давайте выслушаем губернатора. Иногда нужно действовать решительно и прямо, а иногда нужно действовать тонко.

Гретхен согласилась:

– Продолжайте, губернатор. Слэйтер продолжил:

– Фанни нашла верное слово: тонко. Уверен, все мы понимаем, что во многом реакция общественности зависит от того, как мы сообщаем о том или ином событии. Мое предложение заключается в следующем: я выступаю с информацией о смерти Хиллари, но преподношу ее таким образом, словно я узнал обо всем только недавно, – но, даже узнав все, я не жалею о том, что не остался в неведении, поскольку мы с Эшли уважали право Хиллари на личную жизнь, – и несмотря на этот несчастный случай, высший идеал, то есть право человека на тайну частной жизни, не поколебался в моих глазах. Послушайте, если мы действительно верим во всеобщее право женщин регулировать деторождение, то этот закон является действительным для всех, включая меня и моих собственных детей – именно это я собираюсь сказать.

Теперь Кэндис несколько смягчилась, распробовав новый лакомый кусочек. Он пришелся ей по вкусу.

– Итак... – продолжал Слэйтер, – детали моего выступления мы продумаем позже. Затем начнется фаза номер два: нам придется ответить на вопросы которые обязательно возникнут – о безопасности легальных абортов в нашем штате. И тут появится необходимость пойти на некоторые жертвы – именно поэтому все вы собрались здесь. Мне нужно ваше содействие.

Мои консультанты по рекламе... – губернатор перевел взгляд на Роуэна и Хартли, – взяли на вооружение милую простую формулу, мной одобренную: «Имидж это все». Исходя из данной идеи, мы должны вести дело о смерти Хиллари открыто – чтобы рассеять любые опасения и страхи, которые могут возникнуть в общественном сознании. Таким образом, я открыто начну следствие по делу о преступной небрежности врачей не потому, что имею что-то против абортов, но потому, что губернатор Слэйтер – и на этом моменте будет сделано ударение в нашей рекламной кампании – заботится о женщинах.

Тут Кэндис снова загорячилась, и на сей раз Гретхен и Фанни присоединились к ней.

Первой заговорила Кэндис:

– Сэр, вы не можете расследовать деятельность клиник! Это будет означать вмешательство государства в личную жизнь граждан, а следовательно – войну! Наши друзья никогда нас не поддержат!

Гретхен добавила сразу вслед за Кэндис:

– Они точно выступят против; я выступлю против! Это будет равносильно общественной смуте! Фанни попыталась рассуждать здраво:

– Вы нанесете серьезный удар по праву граждан на тайну частной жизни, сэр, и кто знает, сколько посягательств на означенное право и попыток регулировать его произойдет на основании подобного прецедента?

Кэндис процитировала старый лозунг:

– Ни церковь, ни государство не вправе решать судьбу женщины!

Дэвин постучал карандашом по столу, призывая присутствующих к порядку.

– Леди... джентльмены... выслушайте нас, пожалуйста, Сейчас мы имеем дело с холодными фактами печальной действительности. Противники абортов будут настаивать на подобном расследовании. Они обязательно попытаются извлечь из ситуации политическую выгоду, а нам надо найти способ помешать им, правильно?

Губернатор Слэйтер был явно подавлен происходящим:

– Если вы сомневаетесь в моей искренности... Позвольте сказать вам, что мы с самого начала делали все возможное, чтобы скрыть случившееся, поскольку я понимал, сколь сильно эта история дискредитирует наш политический курс. Если бы я предпринял какие-то действия в то время, вы заклеймили бы меня как противника свободы выбора – и вы сами это прекрасно знаете; если бы я ничего не предпринял, оппозиция заклеймила бы меня как бездушного политикана, которого не волнует судьба собственных детей. Я не хотел оказаться в таком положении и определенно не хотел ставить под угрозу ваши интересы. Но теперь мы – я имею в виду, все мы – оказались в таком положении, и нам нужно сделать все необходимое, чтобы из него выбраться.

Присутствующие несколько успокоились и приготовились слушать дальше.

– Теперь позвольте сказать вам, что я не знаю, какая клиника несет ответственность за смерть моей дочери, и я не хочу этого знать и не собираюсь ничего выяснять.

– И мы вам тоже ничего не скажем, – бросила Кэндис.

– Можно я закончу? – укоризненно спросил губернатор и продолжил: – Говоря об открытом расследовании, я имею ввиду, что собираюсь предпринять некоторые действия, о которых будет знать общественность. Я назначу своих людей или поручу заняться этим делом Мартина... – Дэвин кивнул. – Он сделает ряд звонков, задаст ряд вопросов, побеседует с каждым из вас, возможно, даже пригласит вас в состав комиссии по расследованию. Совместными усилиями вы сможете представить достаточно убедительное заключение о безопасности легальных абортов, дать интервью перед камерой, профигурировать в каких-нибудь сюжетах, так? Мы сделаем что-нибудь, что увидит и услышит общественность, и выдадим информацию в образе, призванном успокоить общественное сознание – просто уладим дело и снимем все вопросы. А потом... – Губернатор посмотрел на Тину Льюис. – С помощью наших друзей, работающих в средствах массовой информации, эта история просто канет в забвение – я прав?

– Поначалу история наделает шума. Тут мы мало что можем изменить. Но при этом заранее заданном условии здесь вступают в силу два фактора. Во-первых: история такого рода не из тех, на которых средства массовой информации любят надолго задерживаться. Это тема неприятная; и неважно, как она освещается, всегда найдется кто-нибудь, возмущенный вашими действиями, а от этого интерес к предмету очень быстро иссякает. Если говорить о моих собственных коллегах, то я не думаю, что данное дело надолго заинтересует их.

Во-вторых: в наших средствах массовой информации старые новости, но существу, новостями не являются. Нам нужно постоянно держать внимание людей, а следовательно, мы не можем сообщать о старых событиях, всем уже известных. Люди хотят знать свежие новости, самые злободневные, самые последние. Эта история уже устарела, она случилась несколько месяцев назад. Полагаю, если мы дадим сообщение быстро, с самого начала крепко увязав все концы с концами, конечно, оно произведет сильное впечатление и станет сенсацией дня, но на этом все и кончится, а следовательно, мы сможем так же быстро свернуть тему, не видя необходимости возвращаться к ней, и предать ее полному забвению. После первого потрясения общественность в конечном счете потеряет интерес к истории и захочет услышать о чем-нибудь еще. – Тина взглянула на Мерфи Болена, спрашивая его мнения.

Мерфи покорно кивнул.

– Э-э-э... да, это забудется довольно скоро. История настолько сомнительная не будет освещаться долго. Я знаю многих репортеров, которые не захотели бы давать подобное сообщение под своим именем. Любому, решившему выступить с таким материалом, придется ходить по тонкому льду у себя на работе, если вы понимаете, о чем я говорю. А когда шум вокруг дела утихнет, когда история забудется, я не представляю, чтобы нашелся еще репортер, который захотел бы полезть па рожон и снова ворошить старое. – Потом он добавил: – Но, господин губернатор, сделайте, по крайней мере, хоть что-нибудь из того, о чем говорите. Если нам придется давать какие-то сообщения в газете, мы должны оставаться честными.