Святой Церкви. Как я говорила в Послесловии, его подлинным грехом была толерантность, непостижимая для средневекового разума. К смертному часу от его репутации остались одни лохмотья, и граф Тулузский столетиями считался бабником и еретиком.

Злобная клевета церкви на Раймунда пролилась также и на его брак с Джоанной. Вы можете прочесть в «Википедии» и даже в некоторых исторических трудах, что Джоанна была несчастна и даже бежала к Ричарду за защитой, когда узнала о смерти брата. Это неправда. В «Хронике Гийома де Пуйлауренса» о Джоанне говорится: «Она была сильной женщиной с великим духом, и когда оправилась после родов, вознамерилась дать отпор интригам против ее супруга, которые строили многочисленные рыцари и купцы. Поэтому она взялась за оружие против лордов Сан-Феликса и осадила принадлежащую им крепость, известную как Ле-Кассе. Ее усилия не увенчались успехом – некоторые из ее людей предательски тайно поставляли осажденному врагу оружие и припасы. Весьма опечаленная, она оставила осаду, и едва сумела покинуть свой лагерь, подожженный предателями. Расстроенная, она поспешила к брату, королю Ричарду, повидаться с ним и рассказать о случившемся, но узнала, что король умер. Сама она умерла во время беременности, изнуренная двойным горем». Это свидетельство – самое убедительное, поскольку написано человеком, являвшимся истинным католиком, сторонником Альбигойского крестового похода и считавшим его необходимым для борьбы с ересью.

Но Раймунда продолжают изображать невнимательным или даже жестоким мужем, несмотря на все доказательства обратного. В основном это происходит потому, что он является периферийной фигурой, незначительным персонажем в историях других людей. Переводчики хроник Гийома де Пуйлауренса на английский, У. Сибли и М. Сибли, являются известными учеными, но даже они исказили матримониальную историю Раймунда, написав, что у него было пять жен. Это действительно так, но они перепутали Деву Кипра с дочерью Амори де Лузиньяна, включив последнюю в список, а Деву вообще исключили. Для восстановления честного имени и устранения ущерба, нанесенного его памяти, Раймунду де Сен-Жилю совершенно необходим свой собственный личный биограф, а быть может и Общество памяти Раймунда де Сен-Жиля.

Арбалетный болт Пейре Базиля изменил не только историю Англии и Франции, но и историю Германии, ведь без поддержки могущественного дяди Отто стало гораздо труднее удержать власть. И этот же болт оказал разрушительное влияние на судьбу Лангедока. Если бы Ричард не умер в Шалю, он никогда не позволил бы французской армии вторгнуться в земли, входившие в сферу влияния Анжуйцев. Я по-прежнему считаю, что захват Лангедока был неминуем: церковь рассматривала его и его жизнелюбивое население как подлинную угрозу, а французские бароны – как лакомый фрукт, ждущий, чтобы его сорвали. Но этого не произошло бы при жизни Львиного Сердца.

Обстоятельства захвата и заключения Констанции Бретонской ее мужем, графом Честерским, остаются во многом неясными и запутанными. Естественно, бретонцы винили в нем Ричарда, но мне это кажется маловероятным – как раз в это время он пытался убедить Констанцию позволить Артуру воспитываться при его дворе. Более того, он знал, что бретонцы никогда не обменяют Артура на Констанцию, и так оно и было. Я предпочитаю следовать хронологии, изложенной в превосходной книге Джудит Эверард «Бретань и Анжуйцы», которая остается лучшим источником сведений о Бретани в двенадцатом столетии.

Ральф де Коггесхолл писал, что Роберт де Нонан, брат епископа Ковентрийского, скончался в тюрьме от голода, и я не вижу причин сомневаться в этом, поскольку Ричард не простил бы Нонану вызывающего поведения во время их конфронтации в Майнце. Но Робер был схвачен в 1194 году, а умер в Дуврском замке в 1195 году, а значит, все-таки получал какое-то пропитание, иначе не протянул бы так долго. Я могу сделать вывод, что он находился на диете из воды и хлеба. Его брат епископ, тесно сотрудничавший с Джоном, оказался куда удачливее – он умер в тихом французском изгнании в 1197 году.

Читая ряд фрагментов «Королевского выкупа», иные читатели могут ощутить подобие дежавю: сцена в саду с Джоанной и Джоном после того, как он покаялся перед Ричардом в Лизье; сцена в главе 33, где Алиенора обвиняет Джона в предательском сговоре с королем Франции. Память вас не подводит – варианты обеих появились сначала в «Земле, где обитают драконы». А поклонники моих детективов заметят эпизодические появления Джастина де Квинси и его заклятого врага Дюрана де Керзона: оба они служат Алиеноре, как служили со времени публикации «Человека королевы».

Некоторых читателей могла удивить расплывчатость моего описания неприглядного эпизода войны между Ричардом и Филиппом в главе 33, где я рассказывала, как оба короля ослепляли пленных и каждый обвинял другого в том, что он первым начал цепь злодеяний. Французский летописец Гийом ле Бретон утверждал, что Ричард в ярости приказал ослепить французских пленных, после того как несколько тысяч его валлийских наемников были перебиты из засады. Английский хроникер Роджер Ховеденский также описывает ослепление пленных, но указывает на французского короля как на изначального виновника. Историки склонны доверять летописцам из Англии, поскольку те были более независимы от Анжуйских королей и не сочиняли придворных историй, как Гийом ле Бретон и Ригор, а потому относились к Генриху и его сыновьям более критично, чем французские хронисты к Филиппу Капету. Особенно это справедливо в отношении Роджера Ховеденского, который считается одним из самых уважаемых историков двенадцатого века. Тем не менее, мне трудно определить, которая из этих противоречивых записей, Ховедена или Гийома ле Бретона, больше похожа на правду. Быть может, это потому, что я могу представить обоих, и Ричарда, и Филиппа, отдающих такой приказ в приступе королевской ярости, и не сомневаюсь, что к тому времени их соперничество стало очень жестоким и личным. Поэтому я, в конце концов, решила включить в роман обе записи о жестокости королей, а потом рассказать о своем двойственном отношении здесь, в авторских заметках, чтобы позволить читателям самим составить мнение.

Нам неизвестна судьба кипрского жеребца Ричарда, Фовеля. Если верить поздним легендам, Ричард отправился на нем во вторую битву при Яффе, и когда конь был убит, Саладин послал английскому королю жеребца, чтобы отдать дань его смелости. Только это неправда. Отплывая по морю в Яффу, Ричард не взял с собой Фовеля. В момент неожиданного нападения Саладина на его лагерь у Ричарда было только одиннадцать лошадей, найденных в Яффе или захваченных у сарацин. И конечно, Саладин не посылал ему во время битвы никаких коней. Дар, два арабских скакуна, был преподнесен Ричарду братом Саладина,