Услышав какой-то шум, Лотис вышла из своей комнаты и прислушалась. Громко и возбужденно говорил Властислав, взволнованно отвечала Ана. Потом Лотис услышала чужой глуховатый голос, вскрики. Она быстро прошла в галерею и выглянула во двор. Огромный черный ворон кружил над замком. Лотис оскалилась, как зверь, почувствовавший добычу, и раскрыла окно.

…Ворон полетел на запад. Безлюдные места и покрытые снегом пространства радовали его глаз. Он покружил над брошенным селением, над старыми, искореженными сильными обвалами и словно еще больше осевшими в землю, горами, и опустился на большую лиственницу, одиноко стоящую на склоне холма. Неожиданно на соседнюю ветку, взявшись невесть откуда, села большая птица, по своему виду и оперению напоминающая беркута, только голова у этого беркута была ярко-оранжевой в черную крапинку. Птица неторопливо принялась чистить перья. Ворон удивленно уставился на нее.

— Я хочу убить тебя, Дуй, — вдруг сказала птица.

Ворон замер, пораженный в самое сердце. У него сильно запершило в горле, но в словах не было необходимости, ведь птица вела беззвучный разговор, и ворон понимал ее.

— Зачем? — как-то глупо спросил он.

— Ты слишком наследил на этой земле. Твой след черный.

Ворон помотал головой, словно хотел стряхнуть с себя эти недостойные обвинения.

— Т-ты не убьешь меня…

— Почему? — удивилась птица.

— Я знаю, где Кавис. Ты ведь ищешь ее…

Птица возбужденно взмахнула крыльями.

— Посмотри мне в глаза, — потребовала она.

— Еще чего!

— Твоя цена? — подумав, спросила птица.

— Я еще не решил. Но думаю, скоро пойму, что я могу у тебя попросить. А пока… Пока я хочу, чтобы ты называла меня Кором.

Птица понимающе кивнула.

— Ты лучше. Гораздо лучше.

— Кором!

— Конечно, Кор.

— Только так!

— Только так, — льстиво подтвердила птица.

Ворон взлетел и завис над птицей с оранжевой головой. Она сидела спокойно и даже не посмотрела ему вслед. Не решившись напасть, ворон полетел дальше на запад, а птица подумала: "Совсем свихнулся. Кором… Но я уже узнала то, что мне было нужно. Ты слишком самонадеян, Кор…"

7.

— Только не дай ей запрыгнуть на тебя, иначе мне будет очень трудно.

— Сто раз уже слышала.

— Слышала, но поняла ли? Когда ты ее увидишь, у тебя отшибет последние мозги. Тогда вспомни только это: она не должна вскочить тебе на спину. Лотис склонилась и заглянула в волчьи глаза. — Ты готова? Ведь ты получила то, о чем просила…

— Так это я тебя должна благодарить!

— Откуда такая желчность? — Волк разинул пасть. — Ну-ну, не злись. Если нам повезет и мы найдем ее, собери всю свою волю, а также вспомни: тебе есть что защищать. Судьба так благосклонна к тебе. На мой взгляд, ты снова живешь только для того, чтобы исправить свои ошибки. Заплатить за разбитые горшки. Ты должна остановить эту цепь преступлений, тянущуюся через века…

— Хватит! — рыкнул волк.

— Тогда вперед! — закричала Лотис. — Солнце садится!

Волк бросился в лес сильными прыжками. Лотис побежала за ним, подгоняя то обещаниями, то угрозами. Длинный плащ на меху не мешал ее легким движениям. Скоро они добрались до холма с одиноким деревом на вершине. Волк перевел дух, потом задрал голову и запел песню на своем жутком волчьем языке…

Солнце садилось, быстро утопая за белеющими от снега холмами и цепляясь последними лучами за верхушки темных сухостоев. Где-то в глубине гор, в ложбине, в ответ на мощный и призывный волчий вой зародилось быстрое, почти неуловимое движение, зашевелилось слегка припорошенное снегом пухлое одеяло из прелой листвы и хвороста, затрепетали потревоженные хилые осины, и, как медведь из берлоги, на свет выбралась древняя старуха с большой головой. Она понюхала воздух, подслеповато и суетливо огляделась.

— Ты вернулся, волк!.. — дрожа от радости и не веря сама себе, пробормотала она. Волчья песня странным образом пробудила к жизни ее угасающее естество. — Ты здесь! Ты зовешь меня! Конечно, конечно… радостно сипела она, карабкаясь, как кошка, по рыхлым склонам, усыпанным листвой. — Я нужна тебе, как младенцу мать, как зеленым росткам солнце… Да-да! Я ждала тебя, мой черный волчище!

Ловко, как юркая мышь, скользила она между деревьями и наконец добралась до холма, где на самой вершине под одинокой лиственницей поджидал ее черный волк. Почувствовав чье-то незримое присутствие, волк насторожился и замолчал, вслушиваясь в тишину. Его зоркие глаза замечали каждое движение в темных чащах, но старуха подобралась к нему незаметно, слившись с тенью дерева, и когда запрыгнула ему на спину, он взвизгнул от страха. Холодные, как железо, пальцы больно ухватили его за загривок, а в бока вонзились костлявые пятки.

Волк в ужасе затряс головой, запрыгал, кубарем покатился вниз с холма, пытаясь скинуть с себя кошмарную всадницу, но старуху это только развеселило.

— Кто ко мне пожаловал! — радостно хохотала она. — Сама прекрасная королева, Таотис! Какое счастье! Теперь твоя неземная красота будет моей! Я так давно мечтала об этом, — захлебываясь от восторга, визжала она. — Ты не поверишь — я так горевала, когда ты отравилась!

Обезумевший волк несся по холмам, а старуха, хватко вцепившись острыми когтями ему в загривок, выкрикивала пугающие обещания:

— Сначала я отберу у тебя твои чудные голубые глаза! Потом волосы…Потом твои белые, как этот снег, зубы… Потом… Нет! Прежде всего я отберу у тебя твой голос! Конечно, как я забыла? Твой нежный голосок, незабываемый и переливчатый, как у довольной, сытой кошки…

Волк трясся, как в лихорадке, сердце у него билось гулкими частыми ударами, словно большой колокол, деревья сливались перед глазами в сплошное темное пятно, и даже снег казался черным. Предчувствуя скорую гибель, он замедлил бег и вдруг среди оглушительных старушечьих воплей различил далекий тихий голос, ласково зовущий его. Волк остановился: ноги у него дрожали и хотелось выть. Эта пришедшая издалека мощная волна любви, заботы, сочувствия отрезвила его, придала сил, и он побежал на голос как к своему спасению, как к желанному огню, способному обогреть в ледяную стужу. Он сделал круг, вернулся к холму, у которого ждала его Лотис, и остановился у подножия. Старуха продолжала что-то верещать, но волк уже не слышал ее силы у него кончились, он едва не падал с ног от усталости и страха.

— Я принимаю тебя, Кавис, — раздался вдруг негромкий и спокойный голос из-под ярко зеленеющего высокого кедра.

Всадница, оседлавшая черного волка, замерла на полуслове и медленно повернула голову.

— Я жду тебя, — сердечно, как лучшему другу, сказала Лотис скрючившейся на спине волка колдунье и протянула к ней руки.

— Нет-нет, — пугаясь, глухо забормотала та и затрясла головой. Пучок жидких волос на ее затылке сразу растрепался. — Я не хочу…