— Я принимаю тебя, — повторила Лотис и шагнула вперед. — Иди сюда.

Старуху била крупная дрожь. Она как-то сразу утратила свой зловещий непобедимый вид и превратилась просто в жалкое уродливое существо. Не в силах бороться с неподвластным ей, она слезла со спины волка и, послушная, как маленькая девочка, засеменила к зовущей ее статной голубоглазой красавице.

— Принимаю твои черные мысли и дела, твою безмерную ненависть к человеческому племени и зло, которое ты сеешь вокруг, — говорила Лотис. Старуха слушала завороженно, будто ей рассказывали сказку, и хныкала от страха. — Принимаю всю ту грязь, что ты носишь в своей душе, и силу — всю без остатка — огромную, черную, враждебную роду Тао.

Заваливая набок свою тяжелую голову, старуха наконец добрела до Лотис, и та приняла ее в свои объятия. Они долго стояли так, обнявшись, и лицо Лотис становилось все бледнее; все сильнее дрожали ее руки, не выпускающие страшную старуху. Та словно воды в рот набрала и стояла смирно. Наконец руки ее повисли, как плети, и Лотис с усилием произнесла:

— Я приняла тебя, Кавис, чтобы истребить навсегда. Тебя больше нет.

Она разжала руки. Как подкошенная, колдунья повалилась к ее ногам и начала стремительно уменьшаться, пока не исчезла совсем. Побледневшими губами Лотис принялась шептать заклинания, борясь с тем, что вошло в нее. Лицо ее осунулось, глаза запали, и было видно, что ее мучают жестокие боли.

Черный волк, поставив торчком свои острые уши, внимательно следил за ней, и чем хуже становилось Лотис, тем настороженней и ярче горели желтые волчьи глаза, тем ближе, припадая к земле, он подбирался к слабеющей от боли женщине. И когда она упала на колени, волк одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние. Он пригнул к земле огромную голову, страшно оскалил пасть, показав ужаснувшие бы любого клыки, но Лотис, собрав все силы, строго крикнула ему:

— Тиса! Возвращайся! Немедленно… Скажи Дизи…

Шатаясь, она поднялась с колен, и волк отпрянул. Словно загнанный, он тяжело дышал и страшно щерился, потом понюхал воздух и исчез между качающимися на ветру черными соснами.

Услышав от Тисы страшную весть, Дизи бросился за помощью к Властиславу. Король оседлал коней, и они все втроем помчались туда, где осталась Лотис. Они нашли ее лежащей без памяти, в горячке. Стараниями сына пришедшая в себя, она радостно хохотала и показывала пальцем на бледную от страха Тису. Они пробовали усадить ее в седло, но кони взбесились испуганно ржали и дико поводили глазами, норовя вырваться на свободу.

Тогда Тиса, ухватив за повод коней, поскакала в замок, а Властислав с Дизи, скрестив руки, понесли Лотис. Она пронзительно визжала и все время норовила ударить Дизи по лицу, так что пришлось связать ей руки. Они шли всю ночь. Когда Дизи уставал, Властислав тащил Лотис на спине.

— Хорошие новости, Александр, — сказал Сон. — Мы нашли сейф.

— Вы вскрыли его?

— Конечно, как ты просил. Восемьсот цифр. Как ты можешь держать их все время в голове?

— Документы нашли?

— Я думаю, ты должен сам взглянуть на это…

— На что?

— На то, что внутри.

— Ты что, пугаешь меня?

— Я же сказал, что новости отличные.

…Уже через два часа Тики был в резиденции Сона. В сопровождении нидов он быстрым шагом вошел в зеленый зал, посреди которого стоял сейф большое темно-красное яйцо на трех ножках. Тики нажал кнопку. Яйцо раскололось пополам, верхняя его половинка медленно откинулась назад. Внутри, обхватив руками колени, сладко спал мальчик. Тики погладил его черные волосы.

— Ах, ты, шалопуп… Так меня напугал…

Силы безумной удесятерились, и Дизи с Властиславом, только прибегнув к помощи Яна и Федора, смогли заковать ее в цепи в самой надежной темнице замка, где были глухие стены без окон. Лотис искусала им руки, крича при этом страшным голосом на весь замок. На головы своих мучителей она насылала самые жуткие проклятия и пророчества.

Дизи, бледный, как смерть, все время беззвучно читал заклинания. Тиса забилась в самые дальние покои, и даже присутствие Аны, которая, как могла, утешала ее, не спасали ее от приступов дикого, ни с чем не сравнимого страха. Кони ржали в конюшне, птицы испуганно жались в клетках, а природа обезумела: начался сильный ураган с градом, переломавший половину деревьев в саду. Прилетевший от Сона в самый разгар событий Тики вначале даже не понял, куда попал и что происходит. Властислав, встретившийся ему в галерее, сам толком не мог ничего объяснить, только пожал плечами:

— Да жуть какая-то… — и пошел разыскивать Тису.

Лотис приковали к стене за руки и за ноги, тяжелые, окованные железом двери заперли, оставив изрыгающую проклятия пленницу в кромешной тьме, а щели залили воском. Попросив всех удалиться, Дизи нарисовал на дверях тайный знак. Уйдя к себе, он без сил рухнул на постель и проспал двое суток.

…Молчаливая печаль царила над хмурым лесом, погруженным в вечерний сумрак и выбеленным ранней зимой. Просека, по которой они пробирались, вся была изрыта ухабами, засыпанными снегом. Жалобное бормотание какой-то ночной птицы усиливало ощущение тревоги, и Тики прибавил шагу. Ослепленная светом его фонарика, с ветки вдруг тяжело взлетела сова и пролетела низко, коснувшись его головы своими мягкими крыльями. Дизи молча шел за Тики. Вскоре впереди зачернела между деревьями знакомая избушка, озаренная слабым сиянием догорающего костра.

Сергей сидел спиной к ним, как-то странно скорчившись, и не отрываясь смотрел на тлеющие угли. Тики приветственно похлопал его по плечу. Охотник испуганно вздрогнул и обернулся.

— Здравствуй, Сергей, — добродушно поздоровался Тики. — Где Рики? Спит уже?

— Спит…

Он был небрит, выглядел измученным и больным.

— Что с тобой? — спросил Тики, вглядевшись в его осунувшееся лицо, и обернулся на темную избушку. — Что случилось? Ты заболел?

Сергей молчал.

— Он пьян, — негромко сказал Дизи.

Охотник тяжело задышал и, обхватив руками голову, закачался взад и вперед.

Я хочу проснуться, сказал Дизи, я хочу проснуться.

— Я не знаю, парни, как я вам это скажу, не знаю… — Сергей заплакал судорожно и страшно, как плачут взрослые мужчины. Тики, окаменев, стоял над ним. — Только вы его привезли, он затосковал сильно. Ночь мы с ним не спали, он все плакал, говорил, что ему снится черный волк… Я костер большой развел, сидел с ружьем, успокаивал его, как мог… Утром он все стоял и смотрел на небо. — Тики слушал охотника, прищурив глаза. Губы у него подрагивали. — Есть ничего не стал, как ни уговаривал… — Сергей замолчал и еще сильнее сгорбился.

— Ну? — бесцветным голосом спросил Тики.

Сергей закашлялся.

— Он мне говорит: "Я сегодня умру, но ты не плачь…" И так спокойно, ясно на меня смотрит… Но я вижу, что ему страшно. Ты это брось, говорю, парень, такие слова говорить, а самому не по себе… Солнышко к полудню засияло ярко, он вроде повеселел. Я тут хлопотал по хозяйству, вдруг смотрю — его нет.